Заполнены были лишь субботние страницы, да и то всего несколькими строчками.

Г листает, задерживаясь кое-где, привлеченный некоторыми чересчур откровенными замечаниями. Судя по всему, генеральный директор был старым волокитой, не чуждавшимся сильных ощущений. Ему ничего не стоило смотаться на уик-энд из Бордо в Париж, где он давал себе волю. Но кто снабжал его адресами? Возможно, штатная подружка — Патрисия. Похоже, эта Патрисия много разъезжает, и Г принимается сочинять целый роман, правда с превеликим трудом, как человек, не имеющий привычки обращаться к собственному воображению. Однако кое-какие выводы напрашиваются сами собой. Если Патрисия поставляла своему возлюбленному, приезжавшему в Париж, любовниц на один вечер, то наверняка с согласия, а может, даже и по приказу мсье Луи. Но в таком случае эта самая Патрисия хорошо знала мир шлюх и call-girls.[1] И сколько бы он ни убеждал себя, что ошибается, в голове его, путаясь, смешиваются два образа: Патрисии Ламбек, то есть Патрисии прежних лет, и расплывчатый, но все-таки живой лик теперешней Патрисии. Немыслимо! Нелепо! Хотя несравненная Патрисия Ламбек, промышлявшая в свое время стриптизом, уже тогда созрела для того, чтобы войти в таинственный ночной мир. Достаточно было отыскать пробивного и усердного покровителя! Кого же?

Наклонившись к Ромулу, Г спрашивает его: «Кого?» И отвечает за пса: «Мсье Луи». Да, да, опять мсье Луи! Всегда и везде все тот же мсье Луи, наваждение похуже СПИДа.

Посмотрим продолжение, например июль.

— Которое финансирует наверняка он! — воскликнул Г, ударив по столу кулаком.

Ромул тут же вскакивает, и Г чешет ему за ухом.

— Я напугал тебя, мой славный пес. Не обращай внимания на такие пустяки. Эта скотина доводит меня до белого каления. Я тебе покажу Нью-Йорк!

Г шарит в карманах.

— Табак вдруг кончился, — ворчит он. — Напомни мне сказать Жюльену, чтобы он привез. Я ему скоро позвоню. — И снова углубляется в записную книжку.

Г захлопывает записную книжку.

Он верно угадал: Патрисия — это Пат. Она, мсье Луи, покойный Ланглуа, Ромул, да и сам Г, — все они оказались в замкнутом кругу. Все пятеро! А теперь все трое. Сколько их останется в следующем месяце?

— Пошли погуляем! — решает Г. — Хватит с меня этой гнусности.

Он свистит машинально, не придавая этому значения, хотя собак принято подзывать свистом. И, о чудо, — Ромул понял: вертится перед дверью, радостно виляя хвостом. «Да! Идем вместе с тобой».

Спохватившись, Г возвращается.

— Прошу прощения. Мне хотелось бы кое-что проверить.

Поискав на последних страницах записной книжки, Г кивает:

— Так я и думал. Он оставил все номера телефонов. Посмотрим! А сейчас в путь!

Всего несколько шагов, и они в лесу. Ромул бежит впереди, кидаясь то вправо, то влево, совсем растерявшись и опьянев от запахов. Это первый его выход на волю. Из питомника в «Бирючины» его доставили как пленника — из тюрьмы в тюрьму. А теперь он открывает для себя пространство, лесную чащу, бесчисленное множество манящих следов ночного зверья. Он забыл о хозяине. Он на свободе. И если бы не скованность в бедре, то был бы уже далеко. Однако раздающийся время от времени повелительный свист останавливает его, словно накинутое лассо. Ромул понимает, что должен ждать. Посреди дороги он останавливается как вкопанный — язык до земли, уши торчком, — не упуская из виду ничего, что движется: бабочек, птичек, прислушиваясь к малейшим шорохам в зарослях. Подоспев, Г гладит ему шею, а это означает, что можно снова пуститься на поиски приключений. Удары топора в глубине леса смолкли. Сорвав цветок, Г задумчиво жует стебель. Названия он не ведает. Цветок, и все тут. Так же как деревья — это деревья. Никто не учил его их различать. Он тоже вышел из питомника, где приходилось драться и кусаться. В каком-то смысле они с Ромулом братья. А сейчас и того и другого разыскивает полиция. Исчезновение овчарки совпало с исчезновением незнакомца, который провел день в «Бирючинах». Для них это первая улика. «Если попытаться рассуждать вместе с ними, — думает он, — одно из двух: либо собака убита, но тогда нашлось бы ее тело, либо ранена, и в таком случае таинственный убийца поручил ее заботам ветеринара. Расследование будет топтаться на месте, и это наш шанс. С этой стороны нам нечего опасаться! Ну а с другой? Со стороны мсье Луи? Что ему, в сущности, известно?»

Подобрав веточку, Г хлещет себя по икрам, снова углубившись в размышления.

«Он знает, что я взял напрокат машину. Ему остается лишь навести справки у „Эртца“ или у „Ави“. Там все регистрируется на компьютерах. Но каким именем я воспользовался? Жорж Баллад, как обычно. В мгновение ока машина выдаст справку у „Ави“. Жорж Баллад. Этот господин взял напрокат „Пежо-505“ белого цвета, номер… Значит, в первую очередь надо избавиться от автомобиля, бросить его где-нибудь на забитой стоянке! Может, в Нанте? Не пойдет, мне ли не знать мсье Луи. Сразу начнет рыскать в окрестностях Нанта. У „Ави“, в Париже, как обычно, отметили изначальный километраж машины. Обнаружив ее в Нанте, поставят новый километраж, так что рассчитать будет нетрудно: с одной стороны, пробег Париж — Шательгюйон, с другой — Шательгюйон — Нант. Заключение: я прячусь в Нанте или его окрестностях. Вероятнее всего, в окрестностях, если принять во внимание измеренное по карте прямое расстояние Шательгюйон — Нант и сравнить его с цифрой на счетчике. Разница составит примерно сотню километров, а иными словами, то самое расстояние, которое я проехал от Нанта до Генруе и от Генруе до Нанта. Тогда мсье Луи возьмет циркуль, воткнет его в центре Нанта и опишет круг возле этой точки. „Он здесь! — скажет мсье Луи. — Ему от меня не уйти. Я направлю туда нужное количество людей и заполучу