оказываются всё ближе и ближе. И, наконец, однажды вечером он поднялся в башню замка в одиночестве, и не появлялся внизу в течение нескольких часов. Домашнее забеспокоились, и один из его сыновей поднялся поискать его. Он нашёл старика, лежащего в собственной крови в самой верхней комнате, ещё не мёртвого, но обессиленного.
— И каковы были его последние слова? — спросил отец Смит, который, казалось, наслаждался этой историей и постоянно хихикал по мере её изложения.
— Сын поднял голову отца, и старик кивнув на окно, бойницу, или что там у них было в замках в то время, прошептал: «Смерть прилетела на крыльях!» — и умер.
— И как же он погиб?
— Это самая интересная часть истории, — продолжал доктор Тейт. — Никогда так и не удалось выяснить, как он погиб. Внизу лестницы всё время, пока старик был в своей башне, стоял караульный, и был проведён обыск всего здания, но безуспешно. Комната, в которой он был найден, располагалась на высоте тридцать футов от земли, и никакого оружия обнаружено не было. Поскольку люди в доме были, как я говорил, суеверными…
— О, они все были суеверными? Вы этого нам не говорили.
— Ну, а чего можно было ожидать в эти тёмные века? Во всяком случае, они полагали, конечно, что видение старика осуществилось и Ангел Смерти наконец нанёс свой удар.
— Понимаю. Таким образом, убийцу никогда не обнаружили?
— Нет. Что вы думаете об этой истории?
— Я думаю, что, как и многие хорошие истории, это вымысел.
— О!
— Но вы совершенно правы, посчитав, что эта история меня заинтересует. Её здесь действительно хорошо знают?
— Очень. Никто не смог бы прожить достаточно долго в этом приходе и не услышать её. Да ведь я думаю, что наш сумасшедший викарий даже использовал её на днях в одной из своих проповедей. Как предупреждение людям, которые плохо себя ведут. Но ведь он — странный парень. Ну, я зайду сюда. Маленькая девочка с коклюшем. Надеюсь, вы разгадаете нашу тайну. Ужасное дело. Я не сторонник высшей меры наказания, но считаю, что человек, убивший Мэри Терстон, должен быть повешен. Доброй ночи вам обоим. Доброй ночи.
Доктор Тейт свернул на узкую дорожку и оставил нас завершать прогулку вдвоём. Я интенсивно размышлял. Что-то в этой истории разбудило моё воображение. Эта идея смерти, летящей на крыльях. Тайна смерти Мэри Терстон была настолько непонятна, что ничто уже не казалось слишком неправдоподобным. Предположим, — конечно, я понимал, что это фантастика, — но предположим, что кто- то мог летать? Даже если это был всего лишь полёт из окна второго этажа до земли на достаточно большое расстояние от стены, чтобы не оставить следов приземления. Разве это не было, в конце концов, так уж невозможно? Я помнил, что ещё мальчиком, экспериментируя, прыгал с крыши сарая с открытым зонтиком, замедляющим падение. Эксперименты не были очень успешным, но всё же…
В конце концов, убийце не было необходимости
Я повернулся к своему компаньону: «Вы не думаете, что, возможно, эта история с убийством могла бы относиться и к нашей проблеме?»
— Любая история с убийством могла бы относиться к нашей проблеме, — ответил он, — от истории Каина и Авеля и до наших дней.
— Но разве не похожа она на то, что произошло здесь?
Отец Смит повернулся ко мне. «Достаточно трудно найти то, что фактически произошло, не рассматривая всего того, что могло произойти. Возможно, в окно влетел дракон и своим языком, как мечом, совершил убийство. Недавно изобретённый воздушный шар, возможно, завис над домом как облако и позволил убийце спуститься к окну. Человек, возможно, сделал удивительный гигантский прыжок на подоконник, а впоследствии прыгнул на ветви соседнего вяза. Или я, возможно, скрывался весь вечер под кроватью и при вашем приближении превратился в крысу. И всё же мало пользы для меня или для доктора Тейта в изобретении этих сенсационных гипотез».
— Значит, вы действительно знаете, — сказал я с некоторым облегчением, — что произошло на самом деле и кто виновен?
Я ждал его ответа, затаив дыхание, когда он внезапно схватил меня за руку и мы остановились. Над нами высились холмы, и их линия была столь же плавной и отчётливой как линия куполов храма. Рядом имелось скопление деревьев, согнутых за многие годы ветром, но несмотря на это цепляющихся за жизнь. Я и сегодня мысленно вижу их контуры и край холмов, поскольку в центре этой картины было нечто, что сделало её незабываемой для меня.
Было две фигуры, причём одна напоминала моего компаньона. Они, высокая и низкая, чёрным силуэтом выделялись на серо-синем сумрачном небе. Чёрными заставило их выглядеть не только их положение на фоне неба, но и сама их одежда была чёрной, а за спиной маленького что-то трепыхалось. Я вздрогнул. Что же это такое: только что бьётся за спиной, теперь свободно висит вдоль тела, а сейчас надувается ветром как парус? Могли ли это быть…
Но через мгновение я велел себе перестать валять дурака. В человеке не было ничего неестественного. Его развевающийся контур объяснялся чёрным капюшоном, и я понял, что вижу перед собой викария.
Отец Смит моргал чистыми и невинными глазами, за которыми, я знал, скрывались самые умные мысли. Вцепившись обеими руками в ручку неизменного зонтика, он наблюдал за двумя людьми, спускающимися с холма к дому Терстонов. И пока я на него смотрел, вся моя уверенность в выводах лорда Саймона и месье Пико испарилась. В конце концов, чем они меня взяли? Этим утром я, в компании с лордом Саймоном, видел трёх подозреваемых, и он сказал мне, что его теория созрела. Днём, во время моей прогулки с месье Пико, я увидел ещё трёх, и он заявил, что также решил загадку. И теперь, в этот жуткий момент, здесь стоял отец Смит, сверкающий стёклами очков в направлении двух остальных. (Дело в том, что во второй фигуре к настоящему времени я распознал Столла.) Так что в результате после восьмидесяти миль в автомобиле, восьми пешком и стояния в течение некоторого времени на холодном ветру, я был не ближе к истине, чем вчера вечером.
Мне пришлось повторить свой вопрос отцу Смиту, когда он наконец тронулся с места. «Вы действительно знаете?» — почти прошептал я.
— Да, — сказал он, — я знаю.
ГЛАВА 25
Итак, мы вновь находились в библиотеке: Уильямс, лорд Саймон, месье Пико, отец Смит, сержант Биф и я. Доктор Терстон тоже намеревался прийти, но наши следователи решили, что, поскольку сейчас придётся заново ворошить все детали, это будет слишком болезненным для него. А кроме того, в его присутствии просто не было необходимости. Он может услышать об аресте и позже.
Я не преувеличиваю, когда говорю, что моё волнение перешло все пределы, и не сомневаюсь, что Уильямс был в таком же состоянии. Дело не только в том, что тайна должна была разъясниться, но и в том, что какого-то человека придётся послать на верную смерть — если поисками доказательств занялись три таких детектива, ни у какого адвоката в мире, конечно же, не хватит умения, чтобы оправдать его. И, возможно, именно это сделало наш интерес несколько болезненным, но одновременно принесло определённый драматизм собранию. Чьё-то имя будет названо, человек будет судим и повешен — кто-то, кого мы хорошо знаем, кто-то, с кем мы сегодня спокойно разговаривали. Я посмотрел на свою руку и заметил, что она немного дрожит.
Так же, как на дознании, когда лорд Саймон был первым, кто задавал вопросы каждому из
