type='note'>[12]. Восемь часов тебя устраивает? Ты знаешь, где это?
— Да, знаю. Я буду в восемь. Чао.
Полледри прибывает на вокзал Аустерлиц в семь часов. Погода была великолепной, и на улицах было много загорелых девушек в летних платьях. Радуясь жизни, Итальянец решает отправиться на свидание пешком, но затем передумывает: в такую жару он быстро вспотеет и натрет себе ноги в новых туфлях. Он находит телефонную будку и звонит своей приятельнице, работающей на тротуаре возле Ла-Мадлен**, и предлагает ей закончить вечер вместе. Он зайдет за ней около полуночи. После этого Полледри останавливает такси и называет шоферу адрес ресторана, где его ждет Мсье Эмиль.
Он входит в зал на четверть часа раньше, но Бюиссон и Орсетти уже сидят там, за стойкой бара. Заметив его, мужчины спускаются с табуретов и идут к нему навстречу. Орсетти искренне рад возвращению друга и бывшего сокамерника. Он обнимает его и хлопает ладонью по спине с чисто корсиканским радушием, затем ему энергично пожимает руку улыбающийся Бюиссон.
— Рад видеть тебя, Итальянец, — говорит он, — ты в полном порядке.
Полледри готов прослезиться от счастья. До чего же он рад встрече с друзьями! Его тревога улетучилась, и сердце эткрыто для дружбы.
— Как Анриетта? — спрашивает Бюиссон, увлекая его к стойке бара.
— Прекрасно, не считая того, что ее очень расстроил мой внезапный отъезд, но что поделаешь? Работа есть работа. А ты как, Эмиль? Как у тебя на любовном фронте?
— О, у меня сейчас очень милая подружка из Бретани, — отвечает Бюиссон, который обычно бывает очень сдержан в отношении своей интимной жизни. — Я тебе ее как-нибудь представлю.
— Двадцатилетняя красотка, принесшая свою молодость в жертву старику, — шутит Орсетти.
Мужчины весело смеются, осушают фужеры с шампанским, заказывают следующие и непринужденно беседуют.
Перебравшись в укромный угол зала и заказав ужин, Бюиссон переходит к делу.
— У меня есть один план, — говорит он, — если он удастся, то можно будет спокойно отойти от дел и жить беззаботно до конца дней.
Он умолкает, так как к столу подходит официантка и подает курицу с рисом. Когда она удаляется, он продолжает:
— Нам потребуются люди, но пусть вас это не смущает: в накладе никто не останется. Я связался с Жирье и Жаком Верандо.
— Черт! — восклицает Полледри. — Речь идет о Банке Франции?
— Почти, — улыбаясь отвечает Эмиль. — Речь идет о Лионском кредитном банке, а точнее — о бронированном фургоне, в котором перевозится большая сумма денег. Жирье познакомился в кафе, неподалеку от банка, с двумя инкассаторами, расхваливавшими патрону систему безопасности нового фургона. Жирье сказал, что не верит им, и тогда они пригласили его к себе, чтобы продемонстрировать работу системы на месте. Пока нам не хватает еще нескольких деталей, но как только все будет уточнено, сразу переходим к действию. Я думаю, что это будет не позднее чем послезавтра.
— А полиция? — спрашивает Полледри.
— Можно не волноваться, — заверяет его Орсетти. — Вчера вечером я был в «Двух ступенях» и видел их там в полном сборе. Уверяю вас, что префектура полиции и Национальная безопасность потеряли оба следа: и Бюиссона, и Жирье.
Подошла официантка, и пока она убирала тарелки, мужчины молчали.
— Остается решить еще один вопрос, — говорит Бюиссон, заказав следующее блюдо. — Ты должен что-нибудь сделать для жены Пуассонье, как только получишь свою долю.
— Все что угодно, Эмиль! — поспешно заверяет Полледри, у которого при упоминании имени друга все внутри сжимается.
— Хорошо, Итальянец, — говорит Бюиссон, довольный произведенным эффектом. — Хорошо, ты возместишь этой несчастной женщине ущерб за свою… неловкость.
— Разумеется, Эмиль, разумеется. За глупость надо расплачиваться.
— Хорошо. У тебя есть немного денег при себе?
Полледри молча сует руку в карман пиджака, достает бумажник и вынимает из него банкноты.
— Сколько? — спрашивает Бюиссон.
— Почти двести тысяч.
— Хорошо, дай мне сто девяносто, я передам их завтра вдове. Оставь себе на вечер десять тысяч.
— Спасибо, Эмиль, — вздыхает Полледри, — но если понадобится еще, скажи мне.
Бюиссон отрицательно мотает головой:
— Нет, этого хватит, сумма вполне значительная. Глупость стоит дорого.
Они переходят к сыру. Осушив две бутылки бордо, они разомлели. Неожиданно Полледри спрашивает:
— А сколько мы можем заработать?
— Около тридцати миллионов каждый, причем в старых купюрах, одним словом, все преимущества. Правда, надо будет выделить долю Матье Нантийцу, но это немного.
— Тридцать миллионов! — мечтательно повторяет Полледри.
— Что ты с ними сделаешь? — спрашивает Орсетти.
— Не знаю, — говорит Полледри. — Может быть, мы с Анриеттой купим ферму, где-нибудь далеко… Стану крестьянином…
— И заведешь детей? — спрашивает Бюиссон.
— Нет, детей не надо. С ними слишком много хлопот.
Оплатив счет, Эмиль присоединяется на улице к друзьям.
— Куда идем? — спрашивает Орсетти, которому хочется продолжать кутить.
Бюиссон равнодушно пожимает плечами и смотрит на часы:
— Почти десять. Пройдемся немного пешком, а потом, если хотите, зайдем в бар на Елисейских Полях.
— У меня в полночь свидание, — предупреждает Полледри, — она работает на тротуаре, возле Ла- Мадлен.
— Стоящая?
— Еще бы! Профессионалка высшего класса.
— Но ты ведь можешь выпить с нами рюмочку? — спрашивает Орсетти, немного завидуя успехам приятеля.
— Хорошо, но я зайду только на пять минут.
Трое мужчин пересекают улицу Сен-Доминик и доходят до угла проезда Ландрье, в который сворачивает Бюиссон.
— Куда мы идем, Эмиль? — спрашивает удивленный Орсетти.
— На другом конце, на улице Юниверсите, один мой приятель содержит пикантное кабаре…
— Странно. В таком изысканном квартале?
— А почему бы и нет? Буржуа тоже люди: они пьют, танцуют, любят… Поскольку у Полледри мало времени, заглянем для начала туда, а затем продолжим без него…
Бюиссон спокойно ныряет в проезд; друзья следуют за ним.
Пройдя сто метров, они слышат позади автомобильный гудок, требующий освободить проезд.
