происходит на самом деле. И все это правда. Он так сильно дрожал, что сбил на пил коробку с мамиными туфлями.

— Что это было? — насторожилась мама. — Терри, а ну марш в постель.

— Позже я с ним разберусь. А сейчас я тебя выпью, женщина. Всю, до последней капли… помнишь тот день; в Доме с привидениями… мы тогда 'были совсем детьми, и ты меня высосала до капли, развратная сука, у тебя все чесалась, тебе так хотелось трахаться, ты высосала мою молодость. Всю, без остатка… а теперь моя очередь.

— Замолчи. Терри не спит. Он услышит.

— Да пошел он! — Он обнял ее за талию, привлек к себе и поцеловал. Жестко, напористо. Терри видел, что маме больно. Он сидел, съежившись в шкафу-чулане, и не знал, что делать. А потом отец укусил маму за шею, и темно-красная кровь пролилась ей на ночную рубашку и ему на пиджак, и он пил ее кровь, а холодный осенний ветер трепал ей волосы, и капельки крови падали на постель, усыпанную мертвыми листьями… и Терри был так напуган, что даже не мог закричать, и отец уронил мать на ковер, словно безвольную марионетку, и она лежала там, обессиленная, обескровленная и мертвая, и кровь текла у нее из шеи, из глаз, изо рта и из носа, и Джефф огляделся, неуклюже, как робот, ворочая головой, а потом встал и направился к шкафу, и Терри понял, что отец чует его, чувствует, как колотится сердце его ребенка, как бурлит его кровь, и Терри попятился, а отец принялся биться в дверь шкафа, и пиджаки и пальто на вешалках стали сдвигаться на Терри, и душить его, и он принялся отчаянно молотить кулаками по «взбесившейся» одежде, а потом выскочил из шкафа к себе в комнату, где на стене висела большая фотография в рамке — они с Дэвидом в летнем спортивном лагере, — и отец выбил дверь со своей стороны и уже несся к нему, его рубашка была вся в крови, и Терри выбежал в коридор и кубарем скатился по лестнице, он обосрался от страха, и все это лезло из-под шорт и текло по ногам, но ему надо было спасаться, бежать из дома, и он выбежал через переднюю дверь, а отец бежал следом, буквально в паре шагов позади, и Терри бросился вдоль по улице к дому Галлахеров, скользя по осенней грязи и мокрым опавшим листьям, он весь взмок и футболка липла к груди, и волосы падали на лицо, но он продолжал бежать — вслепую… и отец бежал следом за ним, тяжело топая по мостовой, и вот уже до дома Пи-Джея осталось каких-нибудь пятьдесят ярдов, Терри нырнул в просвет в зарослях терновника, больно ободрал руки, обогнул дом и принялся стучать в заднюю дверь… он стучал и выкрикивал имя Пи-Джея, стучал и кричал… и дверь распахнулась так резко, что он упал на линолеум в кухне и ударился животом об пол, а отец так и остался стоять в сумраке за порогом, и Пи-Джей держал его… не отца, а Терри… и Терри стошнило прямо на рубашку лучшего друга, но ему было уже все равно.

— Терри, Терри…

— Не впускай его, — выдохнул Терри. — Он не войдет, если его не пригласить.

— Все хорошо, Терри. Все в порядке, теперь ты в безопасности. Я его не впущу… Етить-колотить, это же мистер Гиш! Мистер Гиш…

— Не приглашай его в дом!

В глазах все расплывалось от слез. Он смутно видел отца, в крови с головы до ног, с двумя маленькими дырочками на шее… кровь текла у него изо рта… кровь была повсюду, в волосах у отца, у него на пиджаке… кровь собиралась в лужицы на коврике у двери… из тех, на которых часто бывает написано «Добро пожаловать!»…

— Пожалуйста, Пи-Джей. Пожалуйста, Терри, — сказал отец. У него был такой голос… вкрадчивый, убедительный… это был голос отца из тех, прежних дней, когда они были счастливой семьей. — Впустите меня, я не сделаю вам ничего плохого. Теперь со мной все нормально…

— У вас есть распятие? — шепотом спросил Терри у Пи-Джея.

— А ты как думаешь? В семье с фамилией Галлахер? — ответил Пи-Джей с какой-то странной горечью в голосе, и Терри вдруг понял, вернее, не понял, а просто прочувствовал, как это, наверное, тяжело ощущать себя ирландским шошоном. — Послушай, ты тут побудь пока, ладно? А я схожу за родителями. Все будет хорошо. Просто удерживай форт и не пускай его внутрь, хорошо?

Пи-Джей вернулся буквально через секунду. В руке он держал громадное металлическое распятие, которое обычно висело на стене в гостиной, как раз над камином, и по поводу которого Терри не раз отпускал идиотские шуточки. Мистер и миссис Галлахер тоже вышли на кухню. Пи-Джей подошел к задней двери, выставив распятие перед собой. Тёрри взглянул на изможденного худого Иисуса с наморщенным лбом и терновым венцом на голове, который напоминал колючую проволоку.

— Нет… пожалуйста — впустите меня, я буду хорошим, — захныкала тварь, которая когда-то была Джеффом Гишем.

Терри не слишком хорошо видел, что происходит. Перед глазами все плыло. Смутно он осознавал, что Шанна Галлахер опустилась рядом с ним на колени и вытирает ему ноги губкой, смоченной в теплой воде. Где-то чуть в стороне и вверху старый Кейл Галлахер шептал себе под нос:

— Если бы я это не видел своими глазами…

А Пи-Джей стоял у двери, размахивая бронзовым распятием. Потом снаружи раздался вой — звериный вой, исполненный ужаса, — который сливался с пронзительным воем ветра.

Пи-Джей сказал:

— Если это действительно то, что я думаю, то нам нужны еще распятия. И чеснок. И, может быть, что- то серебряное.

— У меня есть серебряное ожерелье, — отозвалась Шанна. Она всегда говорила очень тихо, почти шепотом.

— Мама, я отведу Терри к себе в комнату.

Терри почувствовал, как ему обтерли лицо горячим полотенцем, как Пи-Джей приобнял его за плечи и легко, поднял на ноги. А потом он вдруг вспомнил одну вещь и весь похолодел.

— Алиса, — выдохнул он. — А как же Алиса?

— О Господи, — прошептал Кейл Галлахер.

— Возьми машину, — сказала мама Пи-Джею. — А в спальне возьми распятие. Кажется, там: в холодильнике должен быть чеснок.

— Господи, Господи, — повторил Кейл.

Терри слышал, как он ходит по дому, собирая все необходимое.

— Если все это правда, — сказала Шанна (она по-прежнему говорила тихо, почти шепотом, но в этом шепоте была несгибаемая сила; Терри ее чувствовал), — надо бы запастись продуктами. Надо быть ко всему готовым, Кейл. Даже к тому, что придется держать осаду.

— Днем все будет нормально. Когда светло, — сказал Пи-Джей.

Голоса звучали приглушенно, как будто сквозь вату. Терри понял, что устал. Ужасно устал. Пи-Джей оттащил его наверх. Он слышал, как мистер Галлахер вышел из дома и завел во дворе машину. Все казалось таким нереальным… Пи-Джей уложил его на свою кровать. Скорей не кровать, а походную койку. Терри открыл глаза и обвел взглядом комнату, где он столько раз ночевал вместе с Пи-Джеем… щит из коровьей шкуры, раскрашенный яркими красками… стеклянный террариум, где хила гремучая змея по имени Эрни. Ей вырвали ядовитые зубы, но ее все равно можно использовать для обряда «вхождения мальчика в возраст мужчины», когда тебя якобы кусает ядовитая змея, и тебе являются всякие видения… Сколько раз он приходил в эту комнату, чтобы побыть просто собой, а не чьим-то братом-близнецом. Здесь он фантазировал, что у него настоящая семья, а Пи-Джей — его настоящий брат. И теперь все именно так и было… ну, так или иначе. Вот только у него больше не было брата-близнеца. Он был мертв. Или, вернее, немертв.

— Эй, давай двигайся. Или ты думаешь, я буду спать на полу? — сказал Пи-Джей. Терри подвинулся и повернулся на бок, лицом к деревянной стене, где был прикреплен рисунок цветными мелками с изображением какого-то индейского обряда. Пи-Джей нарисовал эту картинку, когда ему было шесть лет… и один уголок был оторван… и синяя краска на стене пооблупилась. Пи-Джей лег рядом. — Только не храпи.

— Я не смогу заснуть, пока твой папа не привезет Алису.

— Давай спи, дубина.

— Я…

— Да не волнуйся ты так. Все будет хорошо. И кстати, ты должен мне доллар, если ты вдруг забыл.