В отношении своего служения Павел в своем послании настойчиво использует анти — «триумфалистский» язык. Он слуга коринфян, смертный по плоти человек, «немощный» и неразумный (2 Кор. 4:5,11; 11:29; 12:11). Служение незнакомцев характеризуется как раз мирским «триумфализмом». Его служение, как и служение Христа, характеризуется распятием. Об этом мы, христиане, должны помнить, думая и говоря о нашей вере.
«Триумфализм», во всех его формах, исключен из обдуманных высказываний апостола Павла в данном послании. Для Бога имеет значение не величие церковных зданий и не число собирающихся там прихожан, а преданное и жертвенное служение, основанное на примере Самого Христа.
2) Благоухание
Воскурение благовоний вдоль маршрута, которым следовало торжественное шествие, было частью римской триумфальной церемонии. Обоняние, а также зрение и слух, все было направлено на великолепие этого события. Будучи ведомым Богом (если продолжать тему торжественного шествия), Павел тоже
Если можно обонять благовоние, то можно познать и человека. Через Павла и его спутников Бог
3) Жизнь и смерть
Павел использует образ аромата, хотя заставляет нас вспомнить скорее не фимиам римского триумфа, а благоухание, ассоциирующееся с сожжением жертв, упоминаемым в Книге Левит (напр.: Лев. 2:12). Благоухание жертвы невидимо, но о его присутствии безошибочно свидетельствуют ноздри тех, кто присутствует на богослужении. Смысл метафоры в том, что хотя
Для некоторых Евангелие — это всего лишь сообщение о потерпевшем поражение, мертвом человеке, которого они отвергают с такой же силой, с какой человек испытывает отвращение к зловонию разлагающегося трупа. Эти люди
И хотя, будучи грешниками, они находятся на пути к смерти, благодаря присутствию Святого Духа в их жизни, они ожидают жизнь после смерти (ср.: Рим. 8:10,11).
Неудивительно поэтому, что Павла могло смутить послание, которое несло такое разделение; те, кто отвергал проповедуемого Павлом Христа, также отвергали и проповедника. Именно по этой причине Павел говорит в этом послании о «бедствиях… ударах, темнице… бесчестии» и о том, что его «почитают обманщиком» (6:4,5,8). Возможно, мы сами и не стремимся к дурной славе или к тому, чтобы быть отверженными, но удел наш может быть таков, что испытываем мы все это из–за верного служения Евангелию.
Что чувствовал Павел, когда его слушатели не принимали слово Божье? Очевидно, что он прилагал все усилия, чтобы склонить людей к положительному восприятию его проповеди (2 Кор. 5:11; ср.: Деян. 17:2– 4). Он был убежден, что именно Бог призывает людей «примириться с Богом» (5:20). Жан Кальвин тоже пытался решить проблему отрицания благовестия, когда комментировал данный отрывок: «Евангелие проповедуется ради спасения, ибо это его истинная цель… Настоящее воздействие Евангелия всегда следует отличать от случайного, которое всегда следует приписать людской порочности, из–за которой жизнь превращается в смерть».
Иисус плакал о Иерусалиме, хотя жители этого города и требовал и его смерти (Л к. 19:41). Павел испытывал «великую… печаль и непрестанное мучение» по отношению к братьям–евреям, хотя они и причиняли ему такую сердечную боль и страдания (Рим. 9:2). Плачем ли мы, как Иисус, или, подобно Павлу, испытываем жестокие мучения по поводу безразличия наших соотечественников к Иисусу?
4) Проповедь и человек
Павел остро осознавал близкую связь между посланием и несшим его посланником. С одной стороны, он заявляет,
Мысль о том, что другие решают, принять спасение или погибель, через тех, в ком воплощено послание о Христе, столь тягостна для Павла, что он восклицает:
Правительство любой страны с большой осторожностью назначает своих послов, справедливо считая, что о нации судят по тому, кто ее представляет. Выступать от имени страны — одновременно привилегия и ответственность. Но гораздо более серьезная миссия, что хорошо понимает Павел, — представлять Господа.
Двадцатый век стал свидетелем революции в области средств связи, которая превратила мир в «деревню с Землю величиной». Миссионерские и благовестнические организации используют современные технологии для записи музыки, создания радио–и телепередач, кино–и видеофильмов. И хотя это представляет очевидные преимущества, есть также опасность, что наше служение станет безличным, станет «вещью» и будет воспринимать человека как «вещь». Используя всю эту технологию, не превратимся ли мы, христиане, в еще одну силу, которая обезличивает людей и отчуждает их друг от друга. Кроме того, не кажется ли нам иногда, что, будучи преданными другим и неся за них ответственность, мы платим слишком большую цену? Не проще ли разбросать по почтовым ящикам сто религиозных брошюр, чем узнать одного лишь человека? Делая проповедь Евангелия безличной, мы лишаем его присущей ему человеческой природы. Как важно, поэтому, чтобы,