журналистом? Видя, как волнуется мсье Лакуа, Мишель поспешил его успокоить.
— С того вечера, когда он к нам приходил, мы виделись только один раз, да и то случайно. Мы с друзьями пошли искупаться на озерцо, а он ловил там рыбу. Кстати, он, конечно, требовал, чтобы мы ему рассказывали о том, как продвигаются поиски клада, но не слишком настойчиво.
— Ну хорошо. Ты не поможешь мне подняться наверх? На свежем воздухе будет лучше.
— Конечно, мсье.
Мальчик попытался приподнять инвалида, однако тот оказался слишком тяжел для него. Он хотел было позвать на помощь мадам Фертель, но в это время сверху донесся резкий звонок телефона.
После секундного замешательства паренек бросился вверх по лестнице. Его реакция была совершенно автоматической. Лишь положив руку на трубку, он ощутил тревогу. Кто мог звонить? Вдруг это окажется сообщник Борена? Что ему сказать? Не ответить на звонок тоже нельзя: если звонит бандит, он наверняка поймет, что в доме гугенота возникли какие-то проблемы.
Мишель предпочел не рисковать и поднял трубку.
— Алло? — произнес чей-то голос. — Это ты, Борен?
— Угу, — ответил мальчик, стараясь не вызвать у собеседника тревоги.
— Слушай! Я не могу звонить слишком часто. Соседи могут что-нибудь заподозрить. Да и на почте тоже, ведь все уверены, что Фертель уехал в отпуск. Ладно, хватит об этом. Я подумал вот о чем. Тебе нужно как-нибудь обезопасить себя от приятелей мальчишки. Постарайся разобраться и с ними тоже! А потом избавься от их мопедов и закрой дом. Нужно создать впечатление, что они уехали из деревни. Ясно?
— Угу, — вновь буркнул Мишель.
— И вот еще что. Если Лакуа вздумает валять дурака, освежи ему память. Я на тебя рассчитываю. Намекни еще раз, что мы, если понадобится, расскажем о нем кому нужно. Тогда уж наверняка начнется расследование, и пусть не сомневается: его песенка будет спета. Как там твои арестанты? Хорошо себя ведут?
— Угу.
Человек на другом конце провода немного помолчал. Мальчик мучительно ломал себе голову, стараясь догадаться, кто с ним говорит. Голос казался ему знакомым, но помехи на линии искажали его.
— Послушай-ка, Борен, ты сегодня что-то не слишком разговорчив! Может, у тебя там какие-то проблемы? Ты все сделал, что я тебе говорил?
Мишель колебался.
— Да, — произнес он наконец.
— Может, ты чем-то недоволен? Я согласен: все эти сокровища, по совести говоря, принадлежат тебе. Это результат, так сказать, твоей работы, твоих ограблений! Но если бы не моя помощь, тебе никогда и в голову бы не пришло провернуть дельце с фальшивым кладом! Конечно, все могло сорваться, когда Лакуа отдал наши слитки мальчишкам и Рикло. Что поделать, у нас не было наличности, чтобы заплатить им за работу! Но сознайся: я все сделал правильно, когда Фертель позвонил Лакуа и сообщил, что слитки вовсе не серебряные, а платиновые. Подслушав разговор, я понял: Фертелю стало ясно, что найденные сокровища — вовсе не клад гугенота. Если бы не я, то у него хватило бы времени оповестить об этом всю страну! Ты представляешь, что могло бы произойти, если бы началась возня вокруг нашего клада?! Полицейское расследование и все тому подобное! Ведь тебе, как и мне, вовсе бы не хотелось, чтобы полиция совала нос в наши делишки, правда? Да и с сокровищами тебе бы пришлось тогда распроститься. Так что, старина, можешь радоваться и поздравить меня с успехом. Ты мне обещал четверть, если дело выгорит. Только вот что я хочу сказать. Если до сих пор все шло как надо, то только благодаря мне. К тому же я сторожу папашу и дочку Фертель. Поэтому ты должен отдать мне половину! Это будет справедливо, правда, Борен? И даже при этом ты получишь вдвое больше, чем если бы связался со скупщиками краденого. На твоем месте я бы не стал огорчаться!
Мишелю показалось, что он узнал голос Жермена. Поверить тому, что говорил толстяк, было трудно. Итак, сокровища принадлежали Борену! Это, впрочем, вполне согласовывалось с теми выводами, которые сделал мальчик после визита к мсье Боразилю. В сундучке был вовсе не клад гугенота, а краденые драгоценности. Борен вынул камни из оправ, а потом расплавил металл, превратил его в слитки… Но почему Жермен, если это был действительно он, говорил о мсье Лакуа с таким пренебрежением, как о своем подручном? Неужели инвалид тоже оказался замешанным в этом деле, неужели он действовал заодно с преступниками?! Если бы мальчик не сжимал в руке телефонную трубку, ему могло бы показаться, что все это страшный сон, ночной кошмар.
— Эй, Борен! Ты что там, заснул? — закричал незнакомец на другом конец провода. — Знаю, ты не слишком доволен. Как же с тобой бывает трудно, старина! А ведь я готов для тебя на что угодно! Ведь все твои безделушки здесь, в магазине у Фертеля. Я мог бы удрать с ними, так сказать, раствориться в воздухе. Вот тогда тебе пришлось бы меня хорошенько поискать! Ну же, старина, отвечай! Ты ведь не сердишься на своего доброго приятеля Жермена, а?
Мишель не знал, что ему делать. Положить трубку, сделав вид, что прервалась связь? Во всяком случае, Жермен не должен был понять, что разговаривает вовсе не с Бореном.
Однако долго размышлять ему не пришлось. На лестнице, ведущей в подвал, послышались чьи-то торопливые шаги, и в комнату ворвалась мадам Фертель. Вид у нее был безумный. Не успел мальчик зажать ладонью микрофон, как она закричала:
— Скорее, Мишель! Мсье Лакуа упал с лестницы! Напрасно паренек махал рукой, умоляя женщину говорить потише. Было слишком поздно. Из телефонной трубки до него донесся рык:
— Это что еще за балаган?! Эй, Борен! Может, ты мне все-таки ответишь?! Кто у тебя кричал? Кто-то звал мальчишку! С чего это вдруг?! И при чем здесь мсье Лакуа?! Надеюсь, ты не выпустил его из подвала, черт побери?! Неужели на тебя и в самом деле нельзя положиться, неужели я должен все делать сам?! Борен! Эй! Ответь мне, Борен!
Жермен замолчал. В трубке явственно слышалось его тяжелое дыхание. Потом толстяк заговорил вновь:
— Послушайте. Не знаю, кто вы. Я вел себя, как последний болван, наболтал кучу разных вещей, и все потому, что думал, будто толкую с Бореном. Только это неважно. Слушайте хорошенько и запомните, что я вам сейчас скажу. Борен, как я понимаю, попался, а вот до меня вам не добраться!
Мадам Фертель подошла поближе и пыталась знаками объяснить Мишелю, что мсье Лакуа нуждается в срочной помощи. Вместо ответа мальчик прошептал, зажав микрофон рукой:
— Это Жермен.
И протянул женщине отводную трубку. Толстяк между тем продолжал:
— Отец и дочь у меня в руках. Если вы только попытаетесь сыграть со мной какую-нибудь шутку, им придется плохо. Мне терять нечего. Чтобы бежать за границу, нужны наличные. Фертелю придется продать все драгоценности. Через три дня у меня будет достаточно денег и тогда я больше не стану обременять вас своим присутствием. А сейчас вы освободите Борена и скажете ему, чтобы ехал ко мне в Курвеж. Пусть зальет полный бак бензина и сразу въезжает в гараж. Я открою ворота. Но только без шуток, а иначе… И не вздумайте звонить в полицию, это может кое для кого очень плохо кончиться. Впрочем, я спокоен. Лакуа будет молчать, потому что нам с Бореном известно кое-что о его делишках. Мадам Фертель слишком дорожит своим мужем и дочуркой. Она не захочет, чтобы с ними что- нибудь случилось. Да и мальчишки не станут болтать по той же причине. Да, совсем забыл об одной маленькой детали. Как только мы с Бореном получим деньги, так сразу уедем. С собой на всякий случай прихватим дочку Фертеля. Отпустим ее, когда окажемся в безопасности, но не раньше. Надеюсь, вам все