осталась безучастна.

- Существует несколько школ построения садов камней, - продолжал как ни в чем не бывало настоятель. - Одна из старинных рукописей, дошедших до нас, утверждает, что сад не сад без горбатого китайского мостика, лучше нескольких, и скальной насыпи, символизирующей гору Сумэру! - Настоятель вдруг защелкал соловьем, бросая уморительные взгляды на безучастную малышку. И, встретившись глазами с Осибой, продолжил, весело семеня рядом с паланкином: - Когда в Японии появился буддизм, эталоном красоты начали признавать неяркую, как бы подернутую дымкой красоту, нежную, точно сон, и естественную, как небо, солнце, крылья бабочки. - Он отвлекся на секунду, пытаясь поймать ?соломенной шляпой кумагаи голубую в крапинку бабочку омурасаки, как раз в этот момент вздумавшую кружить вокруг старого монаха и даже усевшуюся на его посох. - Причем высшие идеалы красоты и гармонии мастера искали именно в природе и ее единении с человеком, - закончил он фразу, в каком-то изумительном прыжке достигнув наконец цели и сцапав беззащитное насекомое. - Маленькой госпоже, - пояснил он, раскрывая ладонь перед безучастной Юкки и выпуская на волю лазурную бабочку, одну из тех, которые, согласно легенде, способны сотворить целый мир. - Ведь это только так считается, что мир сотворил бородатый или, наоборот, бритый мужчина, очень ему это нужно. Мир иллюзий сотворила движением своих крыльев, постоянным неуловимым перелистыванием своих волшебных крыльев, словно страниц летящей, невесомой книги, крошечная бабочка омурасаки.

Когда по глазам вдруг хлестнула легкокрылая лазурь, вылетевшая из рук маленького монаха, у Осибы екнуло сердце, а один из носильщиков подвернул ногу, отчего паланкин резко дернулся, теряя и тут же восстанавливая равновесие.

- Здесь дорога достаточно широкая, и вы могли бы сесть в свой паланкин, - вежливо предложила Осиба, когда их наконец перестало болтать и носильщики остановились, опустив его на землю и спешно подзывая смену. - Здесь мы могли бы проехать рядом, не прерывая столь замечательной беседы.

- Ваша правда, ваша правда, ах ноги, ноги... - засуетился Дзагару-сан, после чего он велел носильщикам подать его паланкин. Отодвинув задние шторки, Осиба увидела, как к ним приближаются четверо новых носильщиков. Тело уже достаточно занемело от долгого сидения, поэтому Осиба решила немного размяться.

Выбравшись из паланкина, мать и дочь присели у дороги пописать, и настоятель встал рядом с ними, распахнув полы кимоно и отодвинув набедренную повязку, он извлек оттуда тщедушный членчик и, нимало не смущаясь скудностью своего орудия, пустил веселую золотистую струйку. Лицо его при этом сделалось мечтательным, тем не менее, даже писая, он ни на секунду не останавливал свой увлекательный рассказ.

- Благодаря философии буддизма, менялись не только рисунки на кимоно и прически придворных дам, менялись не только стихи, но и облик садов! - Закончив писать, настоятель вернул на место набедренную повязку и, запахнув кимоно, весело подмигнул все еще тужившейся девочке. - Рядом с насыпью появились три камня, - доверительно сообщил он красной от напряжения Юкки, - большой, средний и малый, символизирующие буддийскую триаду - их наличие делало сад не просто местом времяпрепровождения, но и способствовало медитации. Что же вы, дети мои, все не насретесь, да не насретесь! Даже совестно, - обратился он наконец с назиданием к присевшим в нескольких шагах от господ носильщикам и охранникам. - Стыдно смотреть. Господа давно уже сделали свои дела, а слуги гадят так, словно едят в несколько раз больше, нежели благородная супруга даймё! Или настоятель храма Канон! - Он состроил озабоченную гримасу. - Нехорошо, дети мои. Нехорошо в присутствии тщедушного старца хвалиться своей способностью к очищению организма, в то время как он заметно мучается геморроем. Хотя... молодость, молодость... - Он махнул рукой. - Отдыхать не будем, до города Нара, куда мы, собственно, и направляемся, каких-нибудь, - он посмотрел на небо, - два часа пути. Так что, детушки, не томите. Не успеете до захода солнца, придется заночевать прямо на дороге...

Прощание затягивалось, поочередно Ал поговорил сначала с пятнадцатилетней Гендзико. Должно быть, предвкушая разлуку с отцом, девочка могла по целым дням сидеть на берегу крошечного искусственного озера, тихонько водя кисточкой по листу рисовой бумаги. Тонкая, нежная и неизменно грустная Гендзико напоминала печального молодого лебедя, который не успел еще познать радость полета, а уже тоскует по чему-то призрачно утраченному.

Девочка писала стихи, и, как утверждал дед Хиромацу, весьма приличные стихи. Впрочем, Ал не планировал для дочери карьеру придворной дамы. Что же до настоятельных просьб Фудзико подумать о замужестве старшей дочери, он их и слушать не хотел. Ну, выскочит малышка в пятнадцать, следовательно, в шестнадцать или около того родит первенца, а потом пошло-поехало, каждый год по ребятенку, а в результате - истощение организма, болезни, преждевременная старость и смерть где-нибудь в возрасте тридцатника.

Второй, уже по традиции, к отцу подлетела Марико, милашка, толстушка с вечно стоящими дыбом волосами и большим отцовским европейским, а не японским носом и битыми коленками. Рядом со строгой, прекрасной Гендзико девчонка как будто бы и не собиралась прощаться с буйным детством. Веселая и беззаботная, словно птичка, Марико носилась по деревне с другими ребятишками или скакала на коне рядом с наложницей Ала Тахикиро, которой тоже дома не сиделось.

Расцеловавшись с дочками, Ал велел им позвать всех домочадцев и слуг. Когда же все собрались и, поприветствовав хозяина дома, чинно расселись на подушках и просто на полу, Ал сообщил наконец, зачем звал.

- Как вы знаете, в горах появилась новая банда, которая нападает на крестьян и отбирает у них рис. Я не вмешивался, пока дело касалось только соседей, но вчера, как вы знаете, пострадали амбары наших крестьян.

Все согласно кивнули. Лица слушателей казались напряженными. Еще бы, земля принадлежит крестьянам, а все, что на ней произрастает, - господам. Стало быть, не защитишь крестьянские амбары, самому придется затягивать поясок.

- Поэтому я отправляюсь прямо сейчас на поиски разбойников, оставляя присматривать за нашими самураями Тахикиро-сан. - Ал повернул голову в сторону сидящей на пятках наложницы, и та с готовностью поклонилась ему, ткнувшись лбом в циновку.

В комнате становилось душно, и хозяйка дома была вынуждена отправить двоих служанок полностью раздвинуть внешние ставни амадо.

- Да простит меня господин муж, но не хотите ли вы сказать, что вы отправляетесь один против целой шайки головорезов? - Фудзико смотрела на мужа, как на идиота, нервно покусывая нижнюю губу. - Хозяйка чайного домика в Иокогаме, мама Микаку, которая приезжала на прошлой неделе торговать у рыбаков двух красивых девочек - сестренок-шестилеток, и зашла поприветствовать меня, рассказывала, что новая банда не похожа на обычных разбойников, что крадут все, что плохо лежит. - Фудзико обмахивалась бумажным веером с изображением рыбок, ее лицо взмокло от пота и сделалось красным. - Мама-сан, конечно, лично не видела этих новых разбойников, но несколько ее клиентов, которые видели их собственными глазами, рассказывали, что те одеваются в черные или темно-серые одежды, их лица и кисти рук замотаны тряпками, сандалии стерты до такого состояния, что их шагов совершенно не слышно. Кроме того, в отличие от местных головорезов, эти все на лошадях, которым они перевязывают морды, чтобы те не ржали в ночи. И заматывают копыта тряпками, чтобы шли тихо. Они нападают на деревни только в