Но ответа не последовало, только глаза на двери на секунду исчезли и вместо них появились другие. Новые глаза смотрели не на мальчика, а как бы сквозь него.

- Меня зовут Тико, - мальчик слегка поклонился новым глазам. - Слушайте, мне девять лет, я не сделал ничего плохого, честное слово. - Он проникновенно посмотрел в новые глаза. Эти вторые почему-то казались Тико знакомыми, но он не мог припомнить, где и когда мог их видеть. - Моя матушка заплатит вам за мою жизнь. Пощадите меня, я единственный ребенок в семье... - Мальчик заплакал.

Глаза посмотрели вверх, скользнули по серым, неприветливым стенам и наконец встретились с глазами Тико.

За дверью послышался приглушенный шепот. Глаза смотрящего теперь выглядели более заинтересованными, но с Тико по-прежнему никто, похоже, не собирался разговаривать.

- Я писать хочу, - пожаловался Тико, - мне, право, совестно делать это на собственной постели. Прошу вас, снимите с меня цепь, чтобы я мог отойти в сторонку. - Он молитвенно сложил руки. - Ну что вам стоит? Я же не сбегу...

Глаза в окошечке исчезли, луч от факела блеснул на стене, и все пропало. Тико только услышал удаляющиеся шаги.

Он не помнил, как заснул, хотя во сне ему снилась дверь с глазами, глаз было много, и все они внимательно вглядывались в самое сердце мальчика. А на следующее утро он вдруг проснулся в просторной комнате, одна из стен которой представляла собой бамбуковую решетку. Обруча не было, цепи тоже, и Тико сразу же поднялся и, подойдя к решетке, попытался просунуть сквозь прутья голову. Он находился в длинном коридоре с высокими, расположенными под потолком окнами, откуда лился серебристый свет. Напротив друг друга вдоль по коридору располагались точно такие же клетки, как и та, в которой оказался Тико.

- Если я сплю, то это очень странный и плохой сон, - решил мальчик. - Если я умер, мое посмертие ужасно. - Он стоял некоторое время, силясь разглядеть обитателей других камер-клеток, но ничего не получилось.

Не зная, что бы еще предпринять, он завыл по-собачьи, слушая возникшее эхо.

- Эй, ты чего шумишь? - где-то рядом раздался недовольный мальчишеский голос. - Спать мешаешь.

Тико припал к решетке, пытаясь разглядеть говорящего.

Где-то в глубине камер раздалось шуршание, и за решеткой клетки напротив Тико появился юноша в коричневом кимоно и с длинной челкой, как у него самого.

- Ты кто такой? Сегодня привезли? - Парень окинул Тико насмешливым взглядом, наверно, решил держаться с ним, как взрослый с ребенком. Но Тико нисколько не обиделся такому отношению, как раз напротив, он был рад-радешенек уже оттого, что оказался в этой тюрьме не один.

- Я Тико из рода Мусумото, - вежливо представился он. - Мой отец - даймё Мисру, внук даймё Юя и правнук покойного даймё Оноси, мне девять лет. Я христианин. А как зовут вас?

- Я Амакаву Грюку, сын Арекусу Грюку, хатамото самого сёгуна Токугава-но Иэясу, держал путь из Иокогамы в Эдо, куда отправился для того, чтобы вступить в личный отряд Токугава в качестве вакато . По дороге на нас напали ронины, я дрался и убил несколько человек, а потом меня оглушили чем-то и я... Ну, в общем... - Амакаву было неприятно признавать, что попал в позорный плен. - А когда и где взяли тебя?

- Личный отряд! Не врешь? - Тико прищелкнул языком. - Я видел Токугава прошлым летом, - сообщил он после минутной паузы. Особо гордиться ему было нечем, Оноси проиграл в войне, встав на сторону злейшего врага Токугава Исидо, от расправы семью спасло вмешательство сына Тайку Хидэери, который лично знал Юю - деда Тико. Благодаря его своевременному заступничеству род некогда знаменитого даймё и члена Совета регентов Оноси не был уничтожен, хотя и пребывал в забвении, живя в оставленных им сёгунатом владениях на севере страны.

- Я уже вышел из того возраста, когда врут, чтобы не получить по заднице, - глубокомысленно сообщил новый знакомый, пытаясь припомнить, что говорил отец об даймё Оноси и его потомстве, но сведений было катастрофически мало.

Тико спокойно стоял у решетки, не мешая Амакаву сосредоточиться. В отличие от нового приятеля, он сразу же вспомнил Арекусу Грюку, или Золотого Варвара, как называли его в семье.

- Так, значит, мы... - Амакаву пытался вспомнить какие-нибудь факты прошедшей войны, блеснув знаниями перед незнакомым мальчиком, но ничего не получалось.

Помог ему Тико.

- В смысле, что в 'Войне Провинций', как ее теперь стали называть, наши кланы сражались на разных сторонах. - Он просительно посмотрел на Амакаву, опасаясь, что тот сейчас уйдет в свою камеру, оставив его одного.

- Мой отец победил, - наконец-то нашелся Амакаву.

- Ваша правда. - Тико опустил голову. - Но ведь война давно кончилась? Не так ли?

- Мой отец победил, сражаясь под знаменами Токугава, а твой проиграл. Вот. - Амакаву торжествовал.

- Тогда мой отец был еще восьмилетним ребенком. - Тико сделалось неприятно, и он отошел в глубь своей камеры и сел на охапку гнилой соломы, служившей ему ложем.

Амакаву вернулся на свое место. Какое-то время оба напряженно молчали, первым начал Амакаву.

- Так давно тебя пленили? - делая вид, что ему это неинтересно, скучающим тоном осведомился из своего угла он.

- Может, дня два, а может, и раньше. - Тико задумался. - Меня сначала держали в другой камере, каменном мешке с глухой стеной и тяжелой дверью с прорезью для глаз, чтобы наблюдать.

- За чем наблюдать? - не понял Амакаву.

- За мной. - Тико пожал плечами. - Откуда мне знать?

- Били? - участливо осведомился Амакаву.

Тико задумался: сказать, что не били, было как-то неудобно, самого Амакаву взяли с боем, а он что же, не самурайского рода?!

- Мы сразились, но врагов оказалось больше, - наконец нашелся он. - Не помню, как меня взяли, должно быть, съездили чем-то по затылку. Я даже не видел. Вы не знаете, для чего нас здесь держат? - спросил он, прилагая усилия, чтобы голос не дрожал. - Я кушать хочу.

- Я здесь недели две, - Амакаву вновь подошел к решетке, - за это время многого навидался, но что касается кормежки, могу сказать, что кормить кормят, хотя... - Он махнул рукой.

- А кто нас пленил и зачем? - Тико почувствовал, как комок слез сдавил горло, а в глазах защипало. - Я домой хочу.

- Когда меня притащили сюда, здесь было человек шесть, всем по десять-тринадцать лет или около того. - Голос Амакаву дрогнул. - Каждую ночь они кого-то убивают, а вот там, на восточной стене, есть балкон, на него приходят двое - оба завернутые в черные покрывала. Жуть. Один повыше, другой совсем маленький, просто карла, и оба смотрят на то, что происходит внизу. А потом берутся за руки и уходят.

- Где балкон? - Тико подошел к решетке, и Амакаву показал рукой направление.

- Сейчас не очень видно, свет из окон мешает, но ночью, когда зажжены фонари и факелы...

- Вижу. - Колени Тико затряслись, по лицу покатились слезы. - Нас тоже убьют?

Амакаву молчал.

- Я не хочу умирать. - Тико сжал кулаки. - Скажи, мы ведь выберемся отсюда?

Амакаву пожал плечами.

- Постой. - Тико лихорадочно соображал. - Ты сказал, что убивают каждую ночь и что ты находишься здесь уже две недели.

- Ну да, - подтвердил Амакаву, сделав трагическое лицо. Ему самому казалось, что в этот момент он похож на Хатимана, бога, покровительствующего военным.

- А почему тогда убили всего шесть человек? - Тико впился глазами в лицо Амакаву.

- Ну, - Амакаву выглядел смущенным. - Я же сказал, что их было шесть, когда я здесь только появился,