Был яркий солнечный день. Он спрыгнул со ступеньки вагона и огляделся. Тело чувствовалось большим, сильным, тренированным; он ощущал, как при каждом движении перекатываются плечевые и грудные мышцы.

Спеша к седеющему генералу, пробежал носильщик. Двое прошли рядом, разговаривая:

– И знаешь, кому он оказался племянником, этот «племянник»? Графу Лариш-Менниху!

Молодой человек с пышными усами, одетый в рваное грязное пальто, слишком длинное для него, стоял неподалеку на перроне. На его худом лице было обидчивопрезрительное выражение. Он скорчил злобную гримасу вслед генералу, затем, оглянувшись на застывшего монументом жандарма неподалеку, сделал приезжему какой-то знак рукой.

Тот нетерпеливо пожал плечами в ответ.

Усатый еще раз бросил взгляд на жандарма и скользнул к приехавшему.

– Разрешите?..

– Что?

– Вещи.

– Ах, вещи! Ну конечно.

Молодой человек взял чемодан с саквояжем. В его фигуре была некая странность: руки казались слишком короткими для сравнительно длинного туловища. Вдвоем обладатель грязного пальто и приезжий прошли через вокзал на площадь. Над городом только что отплясал короткий летний дождь. Камень мостовой светлел подсыхая. Торговки-лоточницы наперебой предлагали груши, сливы, цветы. Треща крыльями, голуби опускались на кучку дымящихся конских яблок.

Поравнявшись с извозчиком, пышноусый спросил:

– В гостиницу?

– Да.

– В какую? Если в «Тироль», тут близко. Не надо брать извозчика. Я донесу и так.

Приезжий задумался на миг. Он как бы рылся в самом себе. Потом твердо кивнул:

– В «Тироль».

Но тут же выяснилось, что усатый молодой человек переоценил свои силы. Они свернули налево с площади и не прошли еще пятидесяти шагов, как он начал задыхаться. Угреватое лицо покрылось капельками пота, шея налилась кровью, на тощих, бледных запястьях набухли синие жилы. Он шагал все медленнее, потом остановился.

– Ф-ф-фу!..

Приезжий усмехнулся.

– Дайте я возьму.

Он легко подхватил чемодан.

Но и один саквояж скоро оказался слишком тяжел для усатого. Он дышал тяжело и со свистом, сильно кренясь в сторону ноши, перехватывая ее в другую руку через каждые несколько шагов. Возле кофейни с выставленными наружу столиками он с сердцем грохнул саквояж на тротуар.

– Железо у вас тут, что ли? - Лицо его исказилось злостью. - Вот всегда так получается: кто слабее, вынужден носить для сильного. - Короткой, похожей на тюлений ласт ручкой он вытер пот со лба. - Подождем минуту.

Приезжий опять усмехнулся.

– И при этом вы себя считаете носильщиком? Тогда хоть дорогу показывайте.

Он взял саквояж и пошагал широким шагом. Молодой человек, путаясь в длинном пальто, семенил за ним. «Тироль» был вовсе не рядом. Они прошли одну длинную людную улицу, вторую и лишь в конце ее увидели подъезд отеля.

Портье с просвечивающей сквозь начесанные волосы лысиной почтительно склонился.

– У меня тут должен быть заказан номер.

Портье взялся за регистрационную книгу.

– Фамилия господина?

Приезжий задумался.

– Разве вы меня не знаете?

Портье пожевал губами, глядя в сторону. Потом лицо его просветлело.

– Господин Адам Морауэр?

– Конечно.

– Тогда вот ваш ключ. Пожалуйста. Второй этаж.

Приезжий направился было к лифту. В этот момент рядом прозвучало обиженное:

– А я?

– Ах, верно, - сказал приезжий. Он повернулся к короткорукому. - Хотя помощь была не такой уж большой. - Он вынул кредитку из бумажника. - Вот.

– Спасибо.

Короткорукий направился к двери. Портье ошеломленно посмотрел ему вслед, потом перевел взгляд на приезжего.

– Что вы делаете? Вы же ему дали десять крон!

Выскочив из-за стойки, он ринулся на улицу. Приезжий последовал за ним.

– Эй!..

Молодой человек был уже шагах в двадцати. Он не оглянулся, решив, видимо, сделать вид, будто не услышал.

– Эй, любезный!..

Спина молодого человека вздрогнула. Он втянул голову в плечи, ускорил шаг, потом побежал и скрылся в толпе.

– Мы заявим в полицию, господин Морауэр, - сказал портье взволнованно. - Так этого нельзя оставить. - Его разыщут.

– Ничего. - Приезжий положил на плечо портье большую мягкую ладонь. - В конце концов это пустяки. Скажите-ка мне лучше, какое сегодня число?

– Сегодня? Пятнадцатое. - Глаза портье чуть расширились.

– Ну-ну, - сказал приезжий. - Не надо так удивляться. Бывают же разные чудачества. Мне, например, вздумалось забыть число и даже месяц… Но то, что сегодня только пятнадцатое, не так хорошо. Ждать еще целых пять дней. Так где, вы сказали, мой номер?

На самом-то деле он понимал, что вышло не худо с этими пятью днями. Получилась возможность освоиться, осмотреться, отдохнуть, ничего не делая.

А город вокруг был удивительно приспособлен именно для такого препровождения времени. Одна из красивейших столиц в Европе, город чиновников, аристократов и просвещенных королей. Здесь Иосиф Второй, сын Марии Терезии, мягко указал Моцарту на то, что в его пьесах слишком много нот, отнюдь не настаивая, правда, на немедленном их числа сокращении. Здесь же воспиталась и музыка новых времен - от Брамса, Брукнера, Малера до чарующих Штраусовых вальсов. Тут писали свои картины Ганс Макарт и несравненный Мориц фон Швинд. Здесь умели наслаждаться жизнью, в этой столице рококо и барокко, столице зеленых парков, тончайше отполированного камня и камня нарочито грубого, в городе просторных, протянувшихся на целые кварталы низких зданий и устремленных вверх изящных, нервных новых. Повсюду звучала музыка, шуршали фонтаны, на каждом шагу можно было найти свободную скамью, чтобы присесть, вытянув ноги, да подумать о том, чем же, собственно, сейчас заняться. По улицам разносился запах мокко из бесчисленных кофеен, где не только все европейские ежедневные газеты, но и целую энциклопедию обязательно держал в зале хозяин для любителей побездельничать три-четыре часа подряд, и где каждый официант умудрялся совмещать глубочайшее, почти неправдоподобное уважение к самому себе с еще