Пфердхоф. - В молодости - дуэлянт. Сейчас ему должно было бы быть около восьмидесяти. Мне кажется, он был сторонником какой-то отвергнутой программы по выводу Японии в космос. - Здесь он потерпел неудачу, - вставил Рейсс. - Не удивлюсь, если он едет сюда лечиться, - сказал Пфердхоф. - Здесь всегда полно старых японских вояк, пользующихся услугами госпиталя университета, где процветает германская хирургия, совершенно недоступная в Японии. Естественно, что это делается втихую. По причинам патриотизма. Так что, если Берлину нужно, чтобы мы не спускали с него глаз, нам понадобится кто-нибудь в госпитале Калифорнийского Университета. Рейсс кивнул. А может быть старый генерал замешан в торговых спекуляциях, основная часть которых прокручивается в Сан-Франциско. Связи, оставшиеся у него тех теперь, когда он вышел в тираж. А вышел ли? Ведь в послании его называют «генерал», а не «генерал в отставке». - Как только достанете фотографию, - сказал Рейсс, - раздайте копии вашим людям в аэропорту и в гавани. Он, возможно уже прибыл. Вы же знаете, сколько проходит времени, пока до нас что-нибудь дойдет. Конечно же, если генерал уже здесь, Берлин будет недоволен консульством в ТША. консул должен был сам догадаться взять его - до того, как послан приказ из Берлина. - Я проштампую дату на шифровке из Берлина, - угадал Пфердхоф, - так что если даже возникнет какой-нибудь вопрос, мы сможем точно указать, когда мы ее приняли, вплоть до минут. - Спасибо, - ответил Рейсс. Начальники в Берлине были непревзойденными мастерами перекладывать ответственность, а ему уже надоело быть козлом отпущения, слишком часто это случалось. - Только для того, чтобы подстраховаться, - сказал он. - Думаю, что вам следовало бы ответить на это послание. Ну, скажем, так: «Ваши инструкции чрезвычайно запоздали. Это лицо уже объявилось на территории ТША. Возможность успешного перехвата на данной стадии маловероятна». Велите кому-нибудь подредактировать это послание и направьте в Берлин. Побольше там всякого тумана и благих намерений. Ну, не мне вас учить. Пфердхоф кивнул. - Я сейчас же отошлю это донесение и зарегистрирую точную дату и время отправления. Он закрыл за собой дверь. «Да, тут гляди в оба, - размышлял Рейсс, - а не то сразу же очутишься консулом в компании ниггеров на острове у берегов Южной Африки, а потом у тебя будет черная нянька в качестве любовницы, десять или одиннадцать крохотных негритят будут называть тебя папулей». Вновь усевшись за столик для завтрака, он закурил египетскую сигарету «Саймен-Ариномер семьдесят», тщательно закрыв металлическую банку. Похоже, что некоторое время его не будут беспокоить, и поэтому он вынул из портфеля книгу, которую сейчас читал, открыл ее на заложенном месте, устроился поудобнее и начал с того места, где вынужден был остановиться в прошлый раз. «И были ли в действительности эти прогулки по улицам с тихими автомобилями, воскресная утренняя тишина Тиргартена, там в далеком прошлом? Совершенно иная жизнь. Мороженое, вкус которого он никак не мог вспомнить. Теперь им приходится рвать крапиву и радоваться, найдя ее». - Боже, - закричал он. - Когда же это все прекратиться? Огромные английские танки все шли и шли. Рухнуло еще одно здание, возможно, жилой дом или фабрика, или школа - сейчас уже нельзя было разобрать; руины валились, распадаясь на отдельные камни. Ниже, среди обломков - еще одна горсть погребенных людей, которых ожидает молчаливая смерть. Смерть равно простерлась повсюду, над еще живыми, ранеными, мертвыми, лежавшими слоями и начинающимися разлагаться. Смердящий, конвульсирующий труп Берлина, все еще поднятые орудийные башни с выбитыми глазницами, исчезающие безо всякого протеста также, как и это безымянное здание, некогда гордо воздвигнутое людьми. Мальчик вдруг обнаружил, что руки его покрыты слоем чего-то серого: пепла, частью происхождения неорганического, частью сожженного и просеянного венца творения. «Теперь все перемешалось», - понял мальчик и стер с руки налет. Больше он об этом не думал, другие мысли овладели им, если только можно было мыслить среди всех этих криков и грохота снарядов. Голод. Уже шесть дней он ничего не ел, кроме крапивы, и даже ее больше не осталось. Ведь пустырь превратился в одну огромную воронку. На другом конце воронки показались другие неясные, изможденные фигуры, постояли, как и он, и так же молча исчезли. Старушка с платочком на седой голове, в руке пустая корзинка. Однорукий мужчина с таким же пустым взглядом, как и его корзина. Девушка. Растаяли среди обрубков поваленных деревьев, где прятался Эрик. А змея из танков все ползла и ползла. - Она когда-нибудь кончится? - спросил мальчик, ни к кому не обращаясь. - И если да, то что же наступит после? Будут ли они набивать свои животы, эти…' - Фрейер, - послышался голос Пфердхофа. - Извините, что я оторвал вас. Только одно слово. Рейсс подскочил и закрыл книгу. - Да, пожалуйста. «Как этот человек умеет писать, - подумал он. - Абсолютно унес меня, совершенно. Падение Берлина перед англичанами так описано, как будто так оно и было на самом деле. Бррр…» - Он содрогнулся. «Поразительную силу имеет литература даже такая дешевая беллетристика, и не удивительно, что эта книга запрещена на территории Рейха. Я бы и сам запретил ее. Напрасно я ее раскрыл. Но теперь уже поздно жалеть, нужно докончить». - Несколько моряков с немецкого судна, - произнес секретарь, - просят встречи с вами… - Да, да, - отозвался Рейсс. Он вприпрыжку подбежал к двери и вышел в приемную. Там его ждали трое моряков в плотных серых свитерах, все с густыми светлыми волосами, волевыми подбородками. Они немножко нервничали. Рейсс поднял правую руку. - Хайль Гитлер. Он дружески улыбнулся. - Хайль Гитлер, - нестройно ответили моряки. Они начали показывать документы. Как только он зарегистрировал их в книге посещений, он сразу поспешил обратно в кабинет. Еще раз, в одиночестве он открыл свой экземпляр «Саранчи». Глаза его случайно наткнулись на эпизод с Гитлером. Теперь он уже не мог оторваться. Он читал эпизод прямо с середины, чувствуя, как пылает затылок. Как он понял, описывался суд над Гитлером. После войны, о боже, Гитлер в руках союзников. Так же как и Геббельс, Геринг и все остальные. В Мюнхене. Очевидно, Гитлер отвечал американскому обвинителю. 'Казалось, дрожащее тело дернулось, голова поднялась. С губ сорвалась непрестанно сочащаяся слюна, раздался полулай, полушепот: - Германия, я здесь… Те, кто смотрели и слушали, вздрогнули и теснее прижали наушники. Все эти напряженные в разной степени лица: русских, англичан, американцев, немцев. «Да, - подумал Карл. - Вот он снова стоит здесь. Они победили нас и даже больше, чем победили. Они раздели догола этого 'сверхчеловека', показав, кто он на самом деле. Только одно…» - Фрейер. Рейс увидел в кабинете секретаря. - Я занят, - сказал он сердито. Он захлопнул книгу. - Я пытаюсь прочесть эту книгу, ради бога! Но все было тщетно. Он знал это. - Еще одна шифровка из Берлина, - сказал Пфердхоф. - Я заглянул в нее краем глаза, когда начали расшифровывать. Она имеет отношение к политической ситуации. - Что же в ней говорится? - пробормотал Рейсс. Он потер лоб большим и указательным пальцами. - Доктор Геббельс неожиданно выступил по радио. С очень важной речью. Секретарь еле сдерживал волнение. - Предполагается, что мы получим текст его сообщения, и должны обязательно добиться, чтобы он появился здесь в печати… - Да, да, - сказал Рейсс. В то же мгновение, как только секретарь вышел, Рейсс снова открыл книгу. «Взгляну еще разок, несмотря на свое решение». Он перевернул следующую страницу. 'В тишине Карл размышлял у покрытого знаменами гроба: «Он здесь лежит, и на самом деле его уже больше нет, нет вообще. И никакая демоническая сила уже не сможет его воскресить». Этот человек, или же все-таки «сверхчеловек» - за которым Карл шел так слепо, которого он боготворил даже на краю могилы. Адольф Гитлер ушел в мир иной, но Карл цеплялся за жизнь. «Я не пойду вслед за ним, шептал разум Карла. - Я буду существовать дальше, живой и возрожденный. И мы все возродим заново. Мы должны». Ох как далеко завела его слепая вера в вождя, притягательность фюрера. В чем же она состояла теперь, когда поставлена последняя точка в этой невероятной летописи, в этом восхождении из полузаброшенного деревенского города в Австрии, через гнойную нищету Вены, от кошмаров в траншеях первой мировой войны, сквозь политические интриги и создание партии до канцлерства, до того, когда уже казалось близким мировое господство. Карл знал, в чем. В блефе. Адольф Гитлер лгал им. Он вел их за собой пустословием. 'Но еще не поздно. Мы раскусили твой блеф, Адольф Гитлер. Мы теперь знаем, кем ты являешься на самом деле, и чем является партия нацистов, ужасная эра убийств и мегаломаниакальных фантазий, чем она была. Повернувшись, Карл побрел прочь от гроба'. Рейсс закрыл книгу и некоторое время сидел, не в силах размышлять ни о чем другом. Несмотря на все свои старания, он был расстроен. «Следовало посильнее нажать на япошек, - сказал он себе, - чтобы они запретили эту проклятую книгу. По-существу, с их стороны это акт умышленный, ведь они могли бы арестовать этого - как его - Абендсена. У них достаточно власти на Среднем Западе». То, что его расстроило - это смерть Адольфа Гитлера, поражение и уничтожение Гитлера, нацистской партии и самой Германии, как это описывается в книге Абендсена. Все это было каким-то помпезным, соответствовало духу старины больше, чем реалиям настоящего мира, где господствовала Германия. Каким образом это могло произойти? Рейсс задал себе такой вопрос. Только ли вследствие писательского дара этого человека? 'Только взгляни, как он играет на моих чувствах, - размышлял герр Рейсс, - совершенно не обращаясь к интеллекту. И за это он собирается получить плату, прежде всего деньгами. Очевидно, кто-то его надоумил, о чем писать. Они напишут, что угодно, стоит им узнать, что им заплатят, наговорят ворох лжи, а затем общественность