пользовался уже две последние ночи. И даже не предполагал, какое открытие его ждет, когда он решится более тщательно осмотреть «ничейный» дом, который сам выбрал из нескольких пустующих либо недостроенных жилищ лишь по случайному стечению обстоятельств. Хотя и не совсем случайному, если учитывать, насколько в последнее время обострилось в нем дремавшее ранее шестое чувство — интуиция и предчувствие дальнейшего хода событий.

Очень хотелось бы познакомиться с владельцем «ничейного» дома. Можно быть уверенным, что у них нашлась бы как минимум одна общая тема для небезынтересной беседы. При том обязательном условии, естественно, что они вдруг прониклись бы безграничным доверием друг к дружке.

Но вряд ли подобная встреча когда-нибудь состоится. Поскольку у Бушмина возникло стойкое подозрение, что дом с закрытыми наглухо ставнями и тремя внушительных размеров замками — на веранде, в сенях и на обитых железом дверях полуподвала — с некоторых пор и вправду осиротел.

Лучшее, что можно в этой связи предположить, так это то, что бывший владелец продал дом и уехал в неизвестном направлении, чтобы больше никогда не возвращаться в Янтарный край. А новые его хозяева по какой-то неведомой причине не слишком торопятся перевезти сюда свои пожитки.

Худшее... Можно, конечно, предположить и самое худшее. В том смысле, что прежнего хозяина дома уже нет в живых. А наследники, если таковые имеются, махнули почему-то на владение в Дачном рукой. Или нет тех наследников, а вопрос, кому должен принадлежать участок с вполне еще добротным каменным строением, так и не решен до сих пор в связи с обычной бюрократической волокитой.

Что же касается событий четырехсуточной давности, то произошло следующее. В этой местности проложены глубокие дренажные траншеи — с целью понизить уровень грунтовых вод, — водосток налажен через трубы в подземный коллектор. Диаметр наклонных водоотводных труб — от одного до полутора метров. В одну из таких труб по ночному времени сунулся Бушмин. Пришлось принять грязевую ванну, оказавшуюся вдобавок ледяной.

И как выяснилось, совершенно напрасно — со стороны коллектора труба была забрана прочной решеткой, сваренной из прутьев арматуры, эдакий своеобразный «намордник». Ячейки там крупные, чтобы мелкий мусор не задерживался. И голова меж прутьев свободно пролезает. А вот плечи и особенно таз никак не хотят протискиваться. Тем более что Бушмина не отнесешь к мелким невзрачным мужичонкам: рост сто девяносто два и вес почти девяносто. И пусть он даже похудел за эти дни на несколько кэгэ — взрослому мужику сквозь прутья все равно не пролезть.

Расклинившись в трубе подобно крабу, он кое-как выкарабкался обратно. Одной ледяной купели показалось недостаточно, пришлось повторить процедуру. Повезло ему только с третьего раза — «намордник» и здесь перекрывал доступ в коллектор, но железо настолько проржавело, что снять заградительную решетку не составило особого труда.

Без долгих колебаний «смайнался» из отверстия водостока прямиком в коллектор. И едва не нарвался тут же на пару «маршрутных», о существовании которых он на тот момент даже не подозревал.

Хорошо еще, что он не успел тогда воспользоваться фонарем, в противном случае его непременно бы засекли. Первое, что он обнаружил в сводчатом тоннеле, — это два крохотных голубоватых облачка, плывущих прямиком в его направлении.

Волосы у Бушмина, естественно, встали дыбом. И мысли в голову разные нехорошие полезли про привидения и прочую чертовщину. Но оцепенение длилось не слишком долго, и, прежде чем мозг вновь включился в работу, дали о себе знать тренированные рефлексы. Впечатался спиной в стену — о том, что можно нырнуть обратно в водосток, даже как-то не подумал, — затем двинулся вдоль стеночки, стараясь не маячить на свету.

Неизвестно, сколько времени ему пришлось бы пятиться от «призраков», но, на свое счастье, он обнаружил в стене довольно глубокую нишу, в каковой весь целиком и поместился — как «статуй». «ПСС», ясное дело, уже перекочевал из его кармана в ладонь. «Обертку» он снял еще раньше. Хотел сунуть целлофан в карман, но затем передумал — может предательски зашуршать в самый ответственный момент, — пришлось выбросить.

Диггеров оказалось двое. Передвигались они медленно — уровень воды в коллекторе достигал семидесяти сантиметров, так что особо не разгонишься. Между собой не переговаривались, соблюдали тишину. Одеты в прорезиненные комбинезоны, поверх них наброшены водоотталкивающие накидки — в коллекторе было холодно и сыро, да вдобавок еще со сводчатого потолка там и сям стекали ручейки воды. Головы их украшены были касками с фонарями, оборудованными светофильтрами. Наверняка эти двое чем- то вооружены, но детали экипировки скрывают плащевые накидки.

Когда они поравнялись с нишей, Бушмин уже едва мог совладать со своими нервами. Ему почему-то казалось, что его присутствие будет непременно обнаружено. Он даже прокусил губу насквозь, чтобы удержать себя от опрометчивых действий. Этих двоих он порвал бы голыми руками. Или пристрелил бы из «вула», чтобы не пачкать о них руки. И тем самым нарушил бы собственные планы. А вносить в них коррективы ему не хотелось, уж больно хороша была задумка.

Но менять свои планы ему не пришлось. На свое счастье, «маршрутные» так ничего и не заметили. Бушмин аккуратно проводил их до мощной цельнометаллической двери, за которой, как он подозревал, скрывается ход, выводящий прямо на поверхность. Уже на следующий день он вычислил «точку» и определил время пересменки, а в последующие ночи спускался в коллектор — следил за «маршрутными», а также занимался под землей собственными «исследованиями».

Итак, подземелье патрулируют. Скорее всего эти меры предосторожности были введены в связи с бурными событиями первого и второго мая. И тот факт, что под неусыпным круглосуточным контролем находятся не только подземные коммуникации в центре города, но и дальняя периферия лабиринта, сам по себе уже способен сказать о многом.

У Бушмина был план. Этот план поначалу даже ему самому казался авантюрным и трудноосуществимым. Но с каждым часом и каждым новым днем задумка его обретала все более конкретные очертания. Он знал, что есть вещи, на которые «вервольфы» будут реагировать очень резко и болезненно. И есть кое-какие противоречия в верхах, на которых при известной сноровке и некотором везении можно попытаться сыграть.

Очень скоро у некоторых людей в этом городе начнутся острые приступы головной боли.

Бушмин уже давно покинул свой НП. В доме с закрытыми наглухо ставнями царила кромешная темень, но он научился ориентироваться здесь с закрытыми глазами. Он знал, например, что на столе в большей по размерам комнате в скромной вазочке стоит высохший от времени букетик полевых цветов. В стену, обшитую вагонкой, вбит гвоздик, на нем отрывной календарь, знакомый каждому численник. Часть листков оборвана. Открытая дата — 19 мая 1996 года.

На улице тоже стемнело. Время приближается к одиннадцати, пора отправляться на встречу со связником. Пистолет — в карман куртки, сумку — в подпол. И не забыть закрыть за собой ставни.

«Я не собираюсь за вами бегать, — сказал себе Бушмин, отправляясь на ночную прогулку. — И отстреливать по одному не буду. Разом всех угрохаем. Угрохаем всех разом».

Бушмин негромко кашлянул в кулак, привлекая к себе внимание.

— Не боись, Володя, свои.

— Ну тебя к черту, Андрей, — шепотком отозвался в темноте Гладкевич. — Напугал до полусмерти... Я вроде задействовал свои органы по максимуму, но тебя все равно засечь не смог. И где это ты так наловчился?

— Жизнь научила, — невесело улыбнулся Бушмин. — В моей шкуре только и остается, что быть невидимкой... Ты один?

— Как и договорились. Мокрушин высадил меня здесь с вещичками, а сам проехал чуть дальше, на развилку.

Гладкевич показал в темноте направление, где в машине его дожидается Мокрушин.

— Да, я видел вас, — сказал Бушмин. — Ну и ладненько... Что нового в городе?

Они находились на берегу отводного канала, почти в полутора километрах от водозабора. Камыши здесь заметным образом прорежены, а земляная насыпь очищена от зарослей ивняка и мелкого кустарника. Аборигены из Дачного летом приходят сюда купаться и загорать. Горожане тоже частенько наведываются на канал, порыбачить или шашлычки, к примеру, на природе спроворить. Ночью, понятно, тут никого не