— Успокойся, дитя мое. Твои худшие испытания позади. — Он обратился к торговцу:

— Дай мне ее одежду. С нее и так хватит унижений, чтобы еще идти голой по улицам.

Тот порылся в сундуке и достал какие-то жалкие лохмотья.

— Вор! — взвизгнула принцесса. — Где мое шелковое кимоно?! Хаджи-бей решительно отодвинул работорговца в сторону и сам запустил руку в сундук. Через минуту он достал с самого дна желто-белое шелковое кимоно. Девушка выхватила его и сразу же надела. Он повел ее с рынка к себе.

— Скажи, как зовут тебя, дитя мое?

— Я китайская принцесса…

— Я буду называть тебя Зулейка. Она недоуменно взглянула на него.

— Зулейка, — с мягкой улыбкой пояснил он, — была великой принцессой-воительницей. Амазонкой.

— И мы вернулись в Дамаск за Фирузи, — закончила свой рассказ Зулейка. — А потом прослышали о тебе и поспешили на Крит. Джанет задумчиво взглянула на своих подруг по несчастью.

— Вы уверены, что бежать невозможно? — спросила она.

— Уверены, — ответила Фирузи. — Да и зачем? Куда ты подашься? Домой нельзя. Ведь никто не поверит, что с тобой ничего не случилось после того, как ты попутешествовала по невольничьим рынкам и была наконец продана в гарем турецкого султана. Подумай сама. Люди на улицах будут показывать на тебя пальцем, и ни один уважающий себя отец не позволит своему сыну жениться на тебе. Ты состаришься, так и не узнав любви. Возможно, тебе еще доверят воспитание детей твоего брата, но и только. Кем тебя будут считать? Вроде и не служанка, но, с другой стороны, и не член семьи, достойный уважения. Зато оставшись при султане Баязете, мы будем жить в роскоши, возможно, узнаем любовь и даже родим собственных детей. Ну что? Ты по-прежнему хочешь вернуться? Джанет задумалась.

— Нет, — наконец проговорила она. — Ты права. Для нас нет дороги назад. Знаете… я слышала, что женщины в султанском гареме беспрестанно строят козни друг против друга, стремясь прорваться к ложу своего властелина. У нас с вами схожая судьба. Мы были насильно оторваны от наших родных и пережили немало горьких испытаний. Наша сила — в единстве. Пусть мы будем рабами, но ничто не мешает нам добиться власти и могущества. Предлагаю уговор: что бы ни случилось, будем поддерживать друг друга. И тогда в один прекрасный день мы, возможно, подчиним своему влиянию не только весь гарем, но и самого султана.

Зулейка и Фирузи улыбнулись ей.

— Ты взрослеешь не по дням, а по часам, Сайра, — сказала Фирузи.

— Да, — проговорила та твердым голосом. — Нет больше гордой китайской принцессы, милой дочери русского воеводы и шотландской графини Лесли. Наше детство кончилось. Теперь мы стали женщинами и наше место — гарем турецкого султана Баязета. Фирузи, Зулейка и Сайра. Так вы согласны на мой уговор?

— Да, — сказала Фирузи, кладя свою руку поверх руки Джанет.

— И я, — проговорила Зулейка, сделав то же самое.

Над островом Крит начал заниматься рассвет. Девушки быстро переоделись и легли спать.

Перед тем как сомкнуть глаза, Джанет бросила последний взгляд на гавань Кандии. Корабль с золотистым флагом Сан-Лоренцо медленно выходил из бухты в открытое море. Джанет отвернулась.

В это время потайной глазок в стене закрылся и Хаджи-бей, незаметно наблюдавший за всем из смежной комнаты, тихо проговорил самому себе:

— Слава Аллаху, я сделал правильный выбор! Теперь за империю можно не опасаться.

Путешествие с Крита в Константинополь было приятным. Сайре, Фирузи и Зулейке было разрешено отдыхать под тентом на верхней палубе, которую освободили специально для них. Но Хаджи-бей настоял на том, чтобы они скрывали лица под темными вуалями и не разгуливали по всему кораблю, дабы не привлечь своей красотой внимание галерных рабов, многие из которых были европейцами.

Корабль быстро скользил по спокойной воде, минуя один за другим очаровательные островки Эгейского моря. Хаджи-бей, как в свое время капитан Венутти, добровольно вызвался исполнять роль провожатого, но места здесь были, безусловно, интереснее, чем Ионический архипелаг. Они проплыли мимо Наксоса, где Тесей расстался с Ариадной. Миновали Хиос, где, согласно преданию, родился Гомер, и Лесбос, родину легендарной поэтессы Сапфо. Последний остров в седьмом столетии до нашей эры считался центром земной цивилизации.

Через какое-то время корабль юркнул в Дарданеллы, которые в древние времена имели другое название — Геллеспонт. Пролив был четыре мили в длину и от одной до четырех миль в ширину. Вдоль него по берегам возвышались сторожевые башни османской армии, значение которых для защиты Константинополя трудно было переоценить. Они являлись своего рода удаленными наблюдательными пунктами, и если бы в проливе показалась армада вражеских кораблей, в Константинополе немедленно узнали бы об этом. Дарданеллы выходили в Мраморное море. Плавание подходило к концу.

В последний вечер Хаджи-бей позвал девушек в свою просторную, располагавшуюся на корме каюту. Возле наглухо закрытых дверей остались два свирепых немых стражника. Хаджи-бей предложил девушкам опуститься на подушки, разложенные вокруг низкого круглого столика, велел рабу принести легкие закуски и сел рядом со своими подопечными.

— А теперь, милые дети мои, я должен провести с вами очень важный разговор. Как вам уже известно, я ага киаляр, то есть старший евнух султана Баязета. Я облечен большой властью и хочу употребить ее на то, чтобы исправить зло. Надеюсь, вы мне в этом поможете…

Много лет назад, когда моему хозяину пришла пора жениться, он остановил свой выбор на красивой черкесской девушке по имени Киюзем. Именно она стала его первой женой, или, как мы говорим, кадиной. Спустя год она родила ему красивого здорового сына, которого назвали Мустафой. Однако пока она была беременна и не могла делить ложе с моим властелином, султан взял себе вторую кадину, сирийку по имени Бесма. Когда маленькому Мустафе исполнилось полтора года, Бесма родила султану другого сына. Принца Ахмеда.

Однажды, когда Ахмеду было всего несколько месяцев, Бесма пригласила юного принца Мустафу в свои покои, чтобы познакомить его с младшим братом. Киюзем была очень осторожной, но все же позволила сыну пойти туда. Спустя несколько часов Мустафа вернулся от Бесмы радостный и с горой леденцов в руках, которыми угостил и свою мать. Та съела один, чтобы не обидеть сына. А вскоре принц тяжело заболел. Почувствовала себя плохо и Киюзем. Лекарь сказал, что причиной всему сильный яд. На рассвете следующего дня принц Мустафа умер. Матери его удалось поправиться.

Убитая горем Киюзем обвинила в отравлении Бесму, но султан, который тогда был просто принцем Баязетом, не захотел наказывать женщину, являвшуюся матерью наследника империи. Ибо со смертью Мустафы это звание перешло к принцу Ахмеду. Сердце Киюзем было разбито. Баязет всячески старался поднять ей настроение, но безуспешно. Она стала быстро чахнуть, и в конце концов он оставил свою первую жену в покое.

Позвольте сделать небольшое отступление и объяснить, почему я так предан моей госпоже Киюзем. Впервые я появился в гареме испуганным ребенком. Киюзем, тогда тоже еще совсем девочка, заботилась обо мне и проследила за тем, чтобы я получил хорошее образование, которое было необходимо для карьеры. А когда Киюзем стала первой женой султана, или бас-кадиной, я сделался ее старшим евнухом. Потом родился принц Мустафа, и султан, желая сделать приятное своей жене, назначил меня на пост ага кизляра в своем гареме. Прежний старший евнух к тому времени умер, и должность была вакантной.

Я любил Киюзем всем сердцем. Не как мужчина любит женщину, ибо я не мужчина, но как преданный друг. Втайне ото всех я выходил Киюзем после отравления и помог вернуть ей не только физические, но и моральные силы. На это ушло много месяцев, ведь женщина была поистине безутешна.

Однажды она тайно пришла ко мне и спросила: «Если я рожу султану еще одного сына, ты поможешь мне, Хаджи-бей, добыть для него в будущем трон?» На это я возразил: «Но с чего вы взяли, что султан вновь пожелает призвать вас к себе ночью?» Киюзем ответила: «Он спит с моей сестрой Рефст, с которой мы близнецы. Мне кажется, он все еще тоскует по мне». Я согласился помочь ей, и, когда во дворце состоялся очередной прием для всех женщин султана, Киюзем впервые после долгого перерыва вновь предстала перед своим повелителем.

В тот вечер она выглядела просто очаровательно, и Баязет, вновь подпавший под ее чары, той же