Фрэнсис Скотт Фицджеральд. В вашем возрасте

Том Сквир зашел в аптеку, чтобы купить зубную щетку, жестянку талька, полоскания, «Кастильского» мыла, эпсомовской соли и коробку сигар. Он был педантичен, как всякий, кто прожил в одиночестве много лет, и, дожидаясь, пока его обслужат, держал наготове список. Это была Рождественская неделя, и Миннеаполис был на два фута занесен постоянно прибывающим снегом; Том сбил тростью снежные корки с калош. Потом поднял глаза и увидел блондинку.

Она была редкостная представительница этого племени, даже в этой земле обетованной выходцев из Скандинавии, где симпатичные блондинки не редки. Ее щеки, губы и розовые небольшие руки, которые заворачивали порошки в бумагу, были окрашены в теплые тона; заплетенные в длинные косы и уложенные вокруг головы волосы излучали сияние. Она показалась Тому самым чистым существом, какое он когда– либо знал, и у него перехватило дыхание, когда он оказался прямо перед ней и заглянул в ее серые глаза.

— Жестянку талька.

— Какого сорта.

— Любого… Этот подойдет.

Она смотрела на него, как смотрела бы на любого покупателя, и по мере того, как его список подходил к концу, сердце его билось все сильнее и сильнее.

«Я не стар, — хотел он сказать. — В пятьдесят я моложе, чем большинство людей в сорок. Неужели я вам совершенно не интересен?»

А она всего только и спросила:

— Какое полоскание?

И он ответил:

— Что вы можете рекомендовать?.. Это подойдет.

Почти с болью он отвел от нее взгляд, вышел и сел в свое coupe.

«Если бы эта молодая дурочка только знала, что старый идиот, вроде меня, мог бы сделать для нее, — думал он с иронией. — Какие миры я мог бы открыть для нее!»

Возвращаясь домой в зимних сумерках, он позволил своим мыслям вольно двигаться в том направлении. Возможно, время дня этому способствовало: все эти витрины, сияющие в холодном полумраке, звякающие колокольчики почтовых санок, белые полосы, оставленные совками на тротуарах, высоко сияющие в небе звезды — все напоминало ему другие ночи тридцать лет назад. На мгновение девушки, которых он знал, подобно призракам, оставили свои нынешние оболочки дородных матрон и просквозили мимо него с хрустальным, соблазнительным смехом, от которого приятная дрожь прошла вдоль его спинного хребта.

— Юность! Юность! Юность! — восклицал он, сознавая собственную неоригинальность, и, будучи безжалостным и властным человеком, не признающим ничьей морали, подумывал о том, чтобы вернуться в аптеку и узнать адрес блондинки. Вести себя так было ему не свойственно, так что наполовину оформившееся намерение прошло; идея осталась.

— Юность, ради всего святого — юность! — повторил он вполголоса. — Я хочу, чтобы вот такая, юная, была со мной, только со мной, еще раз прежде, чем я стану слишком стар, чтобы заботиться о ней.

Он был высок, худощав и красив: румяное бронзовое лицо спортсмена и едва начинающие седеть усы. Прежде он считался одним из признанных городских щеголей — распорядитель котильонов и устроитель благотворительных лотерей; его популярность у мужчин и у женщин пережила несколько поколений. После войны он внезапно осознал, что беден, с головой ушел в бизнес и через десять лет накопил почти миллион долларов. Том Сквир не привык предаваться самосозерцанию, но он чувствовал, как колесо его жизни поворачивается снова, вынося на поверхность, казалось, прочно позабытые мечты о несбывшемся. Войдя в дом, он стал рыться в груде привычно игнорируемых приглашений, чтобы посмотреть, нет ли среди них приглашения на танцы сегодня вечером.

В десять часов он поднимался по ступенькам Студенческого клуба, где должны были состояться танцы, с тем же ощущением, что открывает новый для себя мир, какое было у него, когда он попал в тренировочный лагерь в 1917 году. Он поговорил с устроительницей, принадлежащей к его поколению, и с ее дочерью, явно к нему не принадлежащей, и уселся в углу, чтобы освоиться в незнакомой обстановке.

Он недолго пробыл один. Глупый молодой человек по имени Лиланд Жаке, живший через дорогу от Тома, любезно его приветствовал и подошел, чтобы скрасить его одиночество. Это был настолько глупый молодой человек, что на мгновение Том почувствовал раздражение, но решил, что он может быть полезным.

— Привет, мистер Сквир. Как поживаете, сэр?

— Прекрасно, благодарю, Лиланд. Замечательная вечеринка.

Как свой человек в этом мире, мистер Жаке уселся, точнее говоря, развалился на кушетке и прикурил — или это показалось Тому — три или четыре сигареты сразу.

— Вам надо было побывать здесь вчера вечером, мистер Сквир. Вот это была вечеринка так вечеринка!

— Кто эта девушка, которая меняет партнеров каждую минуту? — спросил Том. — Нет, та в белом, что стоит в дверях…

— Это Энни Лорри.

— Дочь Артура Лорри?

— Да.

— Она, кажется, пользуется успехом.

— Одна из самых популярных девушек в городе — по крайней мере, на танцах.

— А не на танцах, значит, не слишком популярная?

— Нет, не то чтобы так, просто она все время виснет на Рэнди Кэмбелле.

Какие–то новые имена появились в городе за последнее десятилетие.

— Это у нее детское увлечение. — Собственная фраза так понравилась Жаке, что он несколько раз повторил ее: — Одно из тех детских увлечений, знаете… Просто детское увлечение… — Сказав это, он прикурил еще несколько сигарет, засыпав пеплом от первой серии все колени Тома.

— Она любит выпить?