— Именно это мне сказал вельможа Интеф. Будешь ли ты горевать обо мне, Расфер? Будешь ты оплакивать меня, когда меня не станет? — спросил я. Он захихикал было, а потом остановился и посмотрел на чашу с лекарством.
— По-своему я всегда любил тебя, — прохрипел он. — А теперь дай чашу.
— А ты очень любил меня, когда кастрировал? — спросил я, и он уставился на меня, не говоря ни слова.
— Но ведь ты не можешь обижаться на меня так долго. Это было так давно, и, кроме того, я не мог не выполнить приказа вельможи Интефа. Будь умницей, Таита, дай чашу.
— Ты смеялся, когда резал меня. Почему ты смеялся? Почему это так развеселило тебя?
Он пожал плечами и поморщился от боли, которую причинило это движение.
— Я веселый человек. Я всегда смеюсь. Ну же, дружище. Скажи, что ты меня простил, и дай чашу.
Я подвинул к нему чашу ногой. Он схватил ее, и я увидел, что движения у него еще очень неуверенные. Молоко расплескалось, пока он поднимал чашу ко рту.
Я не сознавал, что делаю, до тех пор, пока не прыгнул вперед и не вышиб чашу у него из рук. Она упала на пол и, не разбившись, откатилась в угол комнаты. Молоко расплескалось по стене.
Расфер и я уставились друг на друга. Мои собственные глупость и слабость потрясли меня. Если кто- нибудь на свете и заслуживал мучительной смерти от яда, так это Расфер. Но перед глазами встали скрюченные тела моих любимчиков, разбросанные по саду и по террасе, и я понял, почему не смог дать Расферу яд. Только враг рода человеческого мог совершить нечто подобное. Я слишком высоко ценил себя, чтобы опуститься до такого позора.
Я увидел по налитым кровью глазам Расфера, что он начал понимать, в чем дело.
— Яд, — прошептал он. — В чаше был яд.
— Его прислал мне вельможа Интеф. — Не знаю, почему я рассказывал ему об этом. Наверное, просто старался оправдать свой отвратительный поступок — попытку отравить его, которую я чуть было не совершил. Не понимаю, почему я так странно вел себя. Может быть, это было последствием лабиринтов. Слегка пошатываясь, я пошел к двери.
Расфер рассмеялся за моей спиной. Сначала смеялся тихо, потом все громче и громче, пока его хохот не начал сотрясать стены.
— Ты дурак, евнух, — гоготал он. Я прибавил шагу и побежал. — Ты должен был сделать это. Ты должен был убить меня, потому что теперь, клянусь собственной задницей, я сам тебя убью.
Как я и предполагал, госпожа Лостра еще спала, когда я вернулся в ее комнату. Я устроился на полу у ее ног, собираясь подождать, пока она проснется. Однако после тяжелого дня и бессонной ночи усталость пересилила меня. Я тяжело опустился на пол и уснул, свернувшись, как щенок, на каменных плитах.
ПРОСНУЛСЯ я от того, что кто-то на меня напал. Меня ударили по голове так больно, что я вскочил на ноги, не успев толком прийти в себя. Следующий удар пришелся по плечу и обжег мне кожу, как укус шершня.
— Ты обманул меня! — кричала госпожа Лостра. — Ты не дал мне умереть! — Она снова размахнулась веером. Это было огромное орудие с бамбуковой ручкой длиной добрых две сажени и литым серебряным держаком для страусиных перьев на конце. К счастью, она еще не оправилась после действия снотворного и глубокого сна и целилась плохо. Я увернулся от удара, и веер с размаху развернул ее и повалил на постель.
Она бросила веер и расплакалась.
— Я хотела умереть. Почему ты не дал мне умереть? Прошло довольно много времени, прежде чем я смог приблизиться к ней и обнять за плечи, чтобы как-нибудь утешить.
— Я ушибла тебя, Таита? — спросила она. — Я никогда еще не била тебя.
— Твоя первая попытка оказалась очень успешной, — горестно поздравил я ее. — В самом деле, она была настолько успешной, что не следует больше тренироваться. — Я театрально потер ушиб на голове, и Лостра улыбнулась сквозь слезы.
— Бедный Таита, я так плохо с тобой обращаюсь. Но на этот раз ты заслужил. Ты обманул меня. Я хотела умереть, а ты ослушался меня.
Я увидел, что пора сменить тему разговора.
— Госпожа, я принес чрезвычайно интересную весть. Однако ты должна обещать мне никому не рассказывать о ней, даже своим служанкам. — С того самого времени, как Лостра научилась говорить, она не могла устоять перед соблазном узнать какую-нибудь тайну. Да и какая женитна устоит перед этим?! Достаточно было пообещать раскрыть ей какой-нибудь секрет, и это всегда отвлекало ее. Теперь это снова подействовало.
Хотя сердце ее было разбито, а мысли о самоубийстве все еще роились в голове, она быстро проглотила слезы.
— Говори, — приказала она мне.
За последнее время у меня накопилось довольно много тайн, и было из чего выбирать. Я задумался на мгновение. Что же ей рассказать? Конечно, не буду ей рассказывать ни о смерти своих зверюшек, ни о том, как я видел Тана. Мне нужно было чем-то развлечь ее, а не усиливать печаль.
— Прошлой ночью я отправился в спальню фараона и говорил с ним половину ночи.
Слезы снова появились у нее на глазах.
— Таита, я терпеть его не могу. Это уродливый старик. Я не хочу, чтобы…
Я не хотел слышать ничего подобного. Еще немного, и она начала бы плакать. Поэтому я поспешно продолжил:
