— Откуда ты это знаешь? — насмешливо спросил он, скрывая оскорбленную гордость.

— По зубам. У них нет клыков и когтей хищников. Среди копытных только свиньи едят мясо, а это не свиньи. — Я увидел, что Тан колеблется, и продолжил:

— Если тебе этого недостаточно, посмотри на припасы, которые гиксосы переправили через реку. Разве нужна такая гора сена, чтобы кормить стадо человекоядных тварей?

— Мясо они едят или сено, я с тобой спорить не буду. Ты слышал мое решение. Пусть эти проклятые лошади погибнут в пустыне. Таково мое последнее слово.

Он гулко зашагал прочь, а я пробормотал себе под нос:

— Последнее слово? Посмотрим.

Как правило, я могу добиться своего от моей госпожи, а ее слово в Египте теперь было последним. Я отправился к ней в тот же вечер, как только царская барка присоединилась к боевым ладьям.

Без ведома командующего всеми войсками и возлюбленного царицы я показал ей маленькую модель колесницы с вырезанными из дерева миниатюрными лошадьми, которых я специально сделал для нее. Царица Лостра была очарована. Конечно же, она не видела, как отряды колесниц на полном галопе несутся на египетские войска, и они не успели пробудить в ее сердце ненависть, как у большинства воинов. Когда я сумел увлечь ее, стал описывать смерть жеребца в таких душераздирающих подробностях, что мы оба разрыдались. Она не может устоять перед моими слезами — впрочем, как и я перед ее.

— Ты должен немедленно отправиться в пустыню и спасти этих чудесных животных. Когда ты найдешь их, я приказываю тебе снарядить отряд колесниц для моих войск!

Если бы Тану удалось опередить меня, царица вряд ли отдала бы такой приказ, и история нашего мира была бы иной. Теперь Тан так разозлился на меня за мой обманный ход, что мы чуть было не рассорились с ним. Никогда еще мы не были так близки к разрыву.

По счастью, царица Лостра приказала мне как можно скорее высадиться на берег и отправиться за лошадьми, поэтому я смог избежать его гнева. У меня оставалось лишь несколько часов на сборы. Помощника себе я получил там, где никак не ожидал найти.

Мне никогда не нравился Гун, сорокопут, захваченный в Галлале. Теперь он командовал одной из ладей, но Тан сжег ее в Абнубе. Гуи стал кормчим без ладьи и, естественно, искал повода отличиться. Он нашел меня, как только слух о моем поручении распространился по флоту.

— Что ты знаешь о лошадях? Его вопрос застал меня врасплох.

— Ну, наверное, поменьше твоего? — насторожился я.

— Когда-то я был сайсом, — похвалился Гуи в своей обычной очаровательной манере.

— А это кто такой?

— Конюх, тот, кто заботится о лошадях. Я в изумлении уставился на него.

— А где ты видел лошадей до кровавого побоища при Абнубе?

— Когда я был еще младенцем, моих родителей убили, а меня захватило в плен племя варваров, которое кочевало по равнинам Востока в одном годе пути от реки Евфрат. Мои хозяева были всадниками, и еще ребенком я проводил весь день с этими животными. Кобылье молоко стало моей пищей, а ночью я спал под животами лошадей, так как рабов в шатры племени не пускали. Я сбежал из рабства верхом на любимом жеребце. Он унес меня далеко от моих бывших хозяев, но умер задолго до того, как мы достигли Евфрата.

Так Гуи оказался со мной, когда ладья высадила на берег меня и отряд моих помощников. Их набралось всего шестнадцать человек. Люди с большой неохотой пошли за лошадьми, и все они оказались отбросами войска. Тан позаботился о том, чтобы никто из лучших воинов не отправился со мной. Он не мог отменить приказ правительницы Египта, но сделал все возможное, чтобы затруднить его выполнение.

По предложению Гуи я снабдил своих людей легкими веревками и сумками с молотым зерном. Все они, за исключением Гуи и меня, были напуганы до смерти одной только мыслью о том, что им придется подойти к лошади. Когда я проснулся следующим утром, никого из этих храбрецов с нами не было и никто из них больше не попадался мне на глаза.

— Нам придется вернуться, — отчаивался я. — Одни мы ничего не сделаем. Вельможа Тан будет доволен. Он знал, что нас ожидает.

— Ты не один, — весело напомнил мне Гуи, — я с тобой.

С этих пор я стал теплее относиться к молодому хвастуну. Мы разделили между собой веревки и сумки с молотым зерном и пошли вперед.

К тому времени следам лошадей было уже целых три дня, но они держались табуном и проложили тропу, по которой следовать за ними не представляло труда. Гуи заверил меня, что стадный инстинкт у лошадей очень силен, а у берега они найдут сочные пастбища и далеко не уйдут. Он был уверен, что они не отправятся в пустыню, чего я так боялся.

— Зачем им туда идти? Там нет ни воды, ни пищи. В конце концов Гуи оказался прав.

С приближением гиксосов крестьяне бросали свои дома и поля и отправлялись искать убежища за городскими стенами. На заброшенных зеленых полях росла пшеница. Мы обнаружили стадо лошадей еще до рассвета второго дня. Они рассеялись по широкому полю и мирно паслись. Даже после смерти жеребца у меня на руках вид этих таинственных существ тревожил меня.

— Поймать несколько лошадей будет, наверное, трудно и опасно, — сообщил я Гуи, как бы спрашивая у него совета или подтверждения моим мыслям. Тогда мне и в голову не пришло, что можно поймать все триста лошадей. Я бы удовлетворился и двадцатью, а пятьдесят привели бы меня в восторг.

Я представил себе, что нам придется гоняться за каждой из них в отдельности и связывать их веревками, которые мы прихватили с собой.

— А говорят, ты очень умный раб, — с усмешкой заявил Гуи, так и раздуваясь от чувства собственного превосходства в этой области. — И явно зря говорят.