племена кушитов поклоняются чудовищам и зверям потустороннего мира в своих невероятных и странных обрядах. Мы же, египтяне, поклоняемся справедливым и приличным богам, благосклонным к людям и не требующим человеческих жертв. А у гиксосов есть их Сутех.
Оказалось, что захваченные египтяне не были единственными изменниками, перешедшими на сторону врага. Когда одному из пленников Ремрема сунули в анальное отверстие горящий уголь, он рассказал о каком-то высоком египетском вельможе из Верхнего царства, сидящем рядом с царем Салитом на военном совете. Когда я услышал об этом, то вспомнил, как меня поразили знания гиксосов о нашем боевом порядке на равнинах Абнуба. Уже тогда я догадался о шпионе среди них, которому известны наши тайны.
А если это правда, враг мог знать наши сильные и слабые стороны. Ему точно знакомы планы и способы обороны наших городов, больше всего его должны привлекать огромные сокровища фараона, собранные в погребальном храме.
— Может быть, это и объясняет поспешность, с какой царь Салит движется к Фивам, — подсказал я Тану. — Он наверняка попытается переправиться на западный берег Нила, как только ему представится возможность.
Тан громко выругался:
— Если Гор будет благосклонен к нам, то отдаст мне в руки этого предателя, египетского вельможу, — и ударил кулаком в раскрытую ладонь. — Мы должны помешать Салиту переправиться через реку. Корабли — наше единственное преимущество. Я должен использовать его полностью.
Он зашагал взад-вперед по палубе и посмотрел на небо.
— Когда же этот проклятый ветер развернется и подует с севера? С каждым часом колесницы врага оказываются все дальше впереди нас. Где же флот Нембета? Мы должны объединить наши силы и удержать западный берег Нила.
К ВЕЧЕРУ того же дня на мостике царской барки перед высоким троном был созван государственный совет Верхнего Египта. Верховный жрец Осириса представлял духовную власть. Вельможа Меркесет, казначей, — мирскую власть государства Тан, вельможа Харраб, — войско. Вместе трое вельмож подняли царицу Лостру на трон нашей страны и посадили ей на колени сына. Все женщины и мужчины на борту барки громко приветствовали ее, а на ладьях даже раненые воины подползали к борту и криками встречали новую правительницу и молодого наследника великого трона Египта.
Верховный жрец Осириса закрепил искусственную бороду царской власти на подбородке моей госпожи, и это ничуть не уменьшило ее красоты и женственности. Вельможа Меркесет повязал львиный хвост на ее талию и надел на голову высокую красно-белую корону. Последним на трон взошел Тан и вложил ей в руки посох и золотую плеть. Царевич Мемнон увидел блестящие игрушки, которые принес Тан, и потянулся к ним.
— Настоящий царь! Он знает, что посох по праву принадлежит ему, — с гордостью похвалил его Тан, и все придворные громкими криками одобрили дерзость мальчика.
По-моему, впервые с того самого ужасного дня на равнине Абнуба на борту барки раздался веселый смех. Мне показалось, что смех этот был катарсисом и он ознаменовал начало новой жизни для всех нас. До этого момента в сердцах наших тяжелым бременем лежали поражение на поле брани и гибель фараона. Теперь высокие вельможи Египта подходили по одному и становились на колени перед троном, на котором сидела прелестная молодая женщина со своим царственным сыном, и все ощутили, что новое, светлое чувство охватывает нас. Апатия отчаяния прошла, и в нас снова возродилась воля к борьбе и преодолению трудностей.
Тан последним подошел к трону, встал на колени и дал клятву верности. Когда царица Лостра взглянула на него сверху вниз, обожание ее словно выплеснулось наружу: ее лицо просияло, как восходящее солнце, темно-зеленые глаза засверкали. Меня поразило, что никто из присутствующих, казалось, не заметил этого.
В тот же вечер после захода солнца моя госпожа послала меня на мостик с посланием к командующему ее войска. Она звала его на военный совет в главной каюте барки. На этот раз Тан не смог отказать ей, поскольку совсем недавно дал клятву послушания.
Я должен был стать единственным свидетелем чрезвычайного военного совета. Не успел он начаться, как новая правительница Египта властным голосом прогнала меня прочь и послала охранять вход в каюту и отсылать посетителей. Когда я задергивал тяжелую занавеску, то увидел, как они набросились друг на друга. Они настолько изголодались и так долго отказывали себе в любви, что кинулись друг на друга, как смертельные враги бросаются в схватку.
Счастливые звуки этого поединка доносились из каюты большую часть ночи, и я с облегчением вспоминал, что мы не стоим на якоре, а идем поспешно вверх по реке на соединение с вельможей Нембетом. Плеск воды и скрип весел, гул барабанов, отбивающих ритм, и песни гребцов заглушали шум в царской каюте.
Когда Тан вышел на кормовую надстройку при смене ночной стражи, он удовлетворенно улыбался, как военачальник, только что выигравший великое сражение. Госпожа вскоре последовала за ним на палубу, и даже я был поражен новой сверхъестественной красотой, которую она излучала. Весь последующий день царица была очень добра ко всем окружающим и находила множество поводов, чтобы посоветоваться с командующим войском. Так что царевичу Мемнону и мне пришлось провести вместе почти весь день, чему мы были очень рады.
С несколько сомнительной помощью со стороны царевича я начал вырезать из дерева модели колесниц и деревянных лошадок. Кроме того, вырезал колесо, надел его на деревянную ось и начал испытывать.
Мемнон встал на цыпочки и смотрел, как колесо быстро вращается на маленькой оси.
— Сплошной кружок слишком тяжел, правда, Мем? Посмотри, как быстро он теряет скорость.
— Дай мне его! — потребовал он и схватил вращающийся диск. Тот выскользнул из его пухленьких пальчиков, упал на палубу и разбился на четыре почти равные части.
— Ах ты, негодный гиксос! — строго упрекнул я его, но он, казалось, воспринял мой укор как похвалу, а я опустился на колени, чтобы собрать осколки своей модели.
Разбившиеся части лежали кружочком, и не успел я дотянуться до них, как вдруг в глазах у меня помутилось. Внутренним взором я увидел, как осколки дерева превратились в пустоты, а трещины между ними стали сплошным деревом.
— О, сладкое дыхание Гора! У тебя получилось, Мем! — Я обнял мальчика. — Край колеса может
