полном вооружении и несли боевые щиты, я узнал большинство из них, разглядев лица под шлемами. Там были Ремрем и Аст и пятьдесят других воинов отряда синих. Они быстро построились вокруг трона как царская охрана, а Ремрем и Аст незаметно встали позади вельможи Интефа. Как только они заняли свои места, Тан снова заговорил:

— Я назову тебе имя Ак Сета, божественный фараон. Он бесстыдно стоит в тени твоего трона. — Тан показал мечом. — Вот он! И на шее этого изменника висит «Золото похвалы». Вот он стоит, единственный товарищ фараона, который превратил твое царство в логово убийц и разбойников. Вот он, Ак Сет — правитель нома Фив и великий визирь Верхнего царства!

Страшная тишина установилась в храме. Среди собравшихся тысяч десять или даже больше серьезно пострадали от рук вельможи Интефа, и у них были причины ненавидеть его. Но никто не посмел поднять голос против него и выразить радость при разоблачении. Все знали, сколь ужасен его гнев и неотвратимо возмездие. Мне показалось, что я чувствую запах их страха в испарениях, поднимавшихся над толпой, как дым курений. Каждый понимал, что славы Тана и величия его подвига недостаточно для того, чтобы одними словами, без доказательств, свалить такого человека, как вельможа Интеф. Если бы они выразили в тот момент свое согласие или радость, это могло стоить им жизни. В полной тишине вдруг раздался смех вельможи Интефа. Презрение слышалось в нем, и одним небрежным движением он отмахнулся от Тана и повернулся к царю.

— Солнце пустыни выжгло его разум. Бедняга сошел с ума. Это бред, в котором нет ни единого слова истины. Мне следовало бы рассердиться, но вместо этого я печалюсь изза того, что столь славный воин так низко пал.

Он протянул к фараону обе руки величественным, полным достоинства и доверия движением.

— Всю свою жизнь я служу фараону и моему народу. Моя честь настолько неуязвима, что я не вижу необходимости защищаться от таких бредовых обвинений. Без малейшего страха я доверяюсь мудрости и справедливости божественного царя. Пусть говорят мои дела и моя любовь к фараону, а не мой язык.

Я увидел растерянность и сомнение на разрисованном лице фараона. Губы дрожали, а лоб наморщился, поскольку боги не благословили его быстрым и острым умом. В какое-то мгновение он уже открыл рот, чтобы заговорить, но прежде чем успел произнести ужасное и непоправимое суждение, Тан снова поднял меч и показал на открытые двери святилища позади трона.

Из этих дверей вышла столь необычная процессия, что фараон уставился на нее, забыв закрыть рот. Крат с поднятым забралом шлема и мечом в правой руке вел за собой обнаженных — на них были только набедренные повязки — и босых людей. Руки их были связаны за спиной, и они шаркали, как рабы, идущие на рынок.

Я наблюдал за лицом вельможи Интефа и видел, как растерянность и страх овладели им и заставили вздрогнуть, будто его ударили по лицу. Он узнал пленников. Очевидно, считал, что они давно мертвы, а их черепа ухмыляются путникам на перекрестках дорог. Тайком бросил взгляд на маленькую дверцу в стене, почти скрытую занавесками. Эта дверца была единственным выходом из заполненного людьми двора храма. Ремрем сделал шаг вправо и загородил дорогу. Вельможа Интеф отвернулся и снова посмотрел на трон, задрав голову, с выражением доверия и вызова.

Шестеро связанных пленников выстроились перед троном, а затем по тихой команде Крата пали на колени и склонили головы.

— Кто эти создания? — спросил фараон. Тан подошел к первому из них, схватил за связанные руки и поднял на ноги. Кожу пленника покрывали старые шрамы от оспы, а слепой глаз сверкал на солнце как серебряная монета.

— Божественный фараон хочет знать, кто ты, — тихо сказал Тан. — Отвечай на вопрос.

— Величие Египта, я Шуфти, — ответил тот. — Раньше я был князем сорокопутов, пока Ак Гор не разогнал и не перебил мой клан у города Галлала.

— Говори царю, кто твой повелитель, — потребовал Тан.

— Ак Сет был моим повелителем, — ответил Шуфти. — Я принес клятву кровной верности Ак Сету и платил ему четверть всего награбленного. За это Ак Сет защищал меня от сил закона и снабжал сведениями о моих следующих жертвах.

— Покажи царю, кого ты знаешь под именем Ак Сета, — приказал Тан. Шуфти, шаркая, прошел вперед и остановился перед вельможей Интефом. Он набрал полный рот слюны и плюнул на роскошный наряд визиря.

— Вот Ак Сет, — закричал он. — И пусть черви насытятся его потрохами!

Крат оттащил Шуфти в сторону, и Тан поднял следующего пленника.

— Говори царю, кто ты.

— Я Акеку, я был князем сорокопутов, но все мои люди убиты.

— Кто был твоим повелителем? Кому ты платил дань?

— Вельможа Интеф был моим повелителем. Я платил дань в казну великого визиря.

Вельможа Интеф гордо и надменно стоял у трона, спокойно принимая град обвинений. Он не пытался защищаться, когда сорокопуты один за другим вставали перед царем и называли его Ак Сетом.

— Вельможа Интеф был моим повелителем. Вельможа Интеф — Ак Сет.

Молчание народа в храме становилось таким же тяжелым, как и зной. На лицах людей застыли ужас, неверие, ненависть и растерянность. Однако никто не отваживался открыто выступить против вельможи Интефа или выразить какие-либо чувства до того, как заговорит фараон.

Последнего князя сорокопутов подвели к великому визирю. Это был высокий худой человек с упругими мускулами и выжженной солнцем кожей. В жилах его текла кровь бедуина, глаза были черные, нос загнут, как у орла. Борода у него была густой и курчавой, а лицо — надменным.

— Меня зовут Басти, — он говорил чище остальных. — Люди называют меня Басти Жестокий, хотя я не знаю почему. — Его губы скривила усмешка висельника. — Я был князем сорокопутов, пока Ак Гор не разорил мой клан. Вельможа Интеф был моим повелителем.

После этих слов его не оттащили в сторону, как остальных. Тан снова обратился к нему: