объяснения. – Лучше помоги мне! Я не хочу быть тыквой! Я вообще овощи не люблю!

– Тогда быстрее одевай шапку-невредимку! Она превратит тебя обратно!

– Но я же не знаю волшебных слов!

– Да это всё сказки – насчёт волшебных слов! На самом деле, она – глухая! Говори что угодно! Иванушка стремительно накинула на стремительно увеличивающуюся голову более чем стремительно укорачивающимися конечностями шапку и произнесла первые попавшиеся ей на ум слова:

– ….

– Кривою крашенной киркою кирял клокочущий кардон, к реке коварной ковыляя, кроша вокруг кирпич в картон.

Леший, замерев, смотрел на Иванушку. Заклинание, казалось, не только не помогло, но и ускорило процесс тыквоморфозы. Иванушка росла на глазах, и занималась этим до тех пор, пока не выросла до «тянешь-потянешь-вытянуть-не-можешь» размеров. Выростя, Иванушка грустно вздохнула и осела на землю.

– Голова кругом пошла, – пожаловалась она.

– Сам вижу, – отозвался Леший, критически осматривая Иванушку.

– Ну и почему же твоя шапка-невредимка не помогла, а? – язвительно спросила Иванушка, обмахнув свою припухшую голову большим лопухатым листом, который когда-то служил ей правой рукой.

– А я почём знаю, – пробурчал Леший. – Может, у неё срок хранения кончился. А может, её при температуре выше 30 градусов стирать нельзя, а этот Змей Горыныч наверняка её жевать пробовал… А ещё, небось, её хранить надо было в тёмном и прохладном месте, а не таскать с собой пол-сказки! Поди теперь, разберись…

Леший озадаченно обошёл вокруг Иванушки. На это у него ушло всего каких-то минут пять, но Иванушке это показалось целой вечностью, ну или, по краней мере, половиной её. У Иванушки уже появились бутоны, и пролетающие мимо пчёлы подозрительно-настораживающе подмигивали ей, хитро улыбаясь. Одной пчеле, особо нахальной наружности, Иванушка даже покрутила палцем у виска, что далось ей отнюдь не легко, так как и при человеческой-то жизни для многих оставалось загадкой исходное местолопушение Иванушкиных рук, а при теперешнем состоянии, и не любой спрут мог бы на него соориентироваться.

Плюс ко всему, пальцы у пчёлки оказались маленькими, а до виска и вовсе не доставали. Но Иванушка с завидным упорством преодолела все вышеуказанные трудности, отчего с неё даже слетела шапка- невредимка и упала прямо перед носом Лешего.

– Ба! – вдруг вскричал он. – Да ты ж её наизнанку одела!!!

– По крайней мере, мог бы и не напоминать мне об этом, – обиженно произнесла Иванушка, отбиваясь от пчелы. – Раньше это была моя голова.

– Да нет, ты не поняла! Ты её наоборот надела! Сейчас всё будет в полном ажуре!

– Только полного ажура мне и не хватало, – еле слышно прошептала Иванушка, но Леший ловко вывернул невредимку и, размахнувшись, закинул её на Иванушку. Тут же раздался громкий хлопок и повалил густой дым. Лешего откинуло к дубу, отчего дуб даже покачнулся и престарелой русалке, сидевшей на его кроне, померещилось приближение шторма. Решив уйти на глубоководье, она поползла вниз по стволу. Когда дым рассеялся, вместо тыквы глазам Лешего предстала взлахмоченная, немного обгорелая, но прежняя Иванушка в слегка шоковом пост-пожарном состоянии. На голове у неё тлела шапка- невредимка.

– На воре и шапка горит, – разумно заключил Леший, и Иванушка уже было принялась обдумывать его слова, как в это время между ними свалилась сорвавшаяся с непривычки и с дерева русалка. Неуклюже приземлившись на шпагат, она, тем не менее, надменно посмотрела на этих земляных червяков, не хлебавших, лопни её селезёнка, солёной морской воды, и, прихрамывая на хвост, поползла обратно на дуб. Доброохотливый Леший поторопился ей помочь, предлагая подсадить её до дома, после чего последовал непродолжительный диалог, из которого Иванушка поняла, что Леший, если не козлёночком, то козлом-то уж точно стал.

– Ну, я, пожалуй, пойду, – подумала вслух Иванушка, а про себя добавила, что неплохо бы уже и домой возвращаться, а то вдруг уже и яблоки молодильные поспели. А ведь не соберёшь их вовремя, пожрёт всё молодильный червяк, а что не пожрёт, то молодильный долгоносик потопчет…

– Да, спору нет, пора тебе и в путь собираться, – произнёс, подойдя, Леший и запнулся. – Да ничего я не читаю! – обиженно добавил он, прервав Иванушкины мысли как раз на том месте, что ей уже надоело, что каждый, кому ни лень, читает её мысли.

– Вот тебе волшебные часы, – Леший протянул Иванушке какой-то предмет. – У них всего одна стрелка, крутится она, правда, не очень… зато будет указывать тебе путь и днём, и летом. Иди, куда она тебя направляет, и через три дня и три версты будешь дома.

Поблагодарила Иванушка Лешего за компас и уже было двинулась в путь по указанному азимуту, внимательно следя за стрелкой, чтоб не сбиться ненароком, но не прошла и пяти шагов, как врезалась в дерево.

– Мнда… – почесал плешь Леший, осматривая дуб – тут, пожалуй, без волшебного топора не обойдёшься, – с этими словами он вытащил из-за пазухи здоровенный позолоченный топор с дарственной надписью «Не руби с плеча – заруби это у себя на носу» и протянул его Иванушке.

– Вот, держи, – напутствовал он. – Как только повстречается на твоём пути дерево, возьми этот топор и… приложи его к часам, стрелка тут же отклонится и укажет тебе, как его обойти.

Молча повиновалась Иванушка и сделала, как указал Леший: поднесла волшебный топор к своим часам непростым, и правда – отклонилась стрелка в сторону – и показала Иванушке путь расчищенный от дуба. Подивилась Иванушка чудесам таким, да мудрости необъятной что за ними скрыта, поблагодарила ещё раз Лешего за заботу и подарки ценные и пошла, куда Леший ей путь озарил.

Шло время, шли волшебные часы, и Иванушка тоже пыталась не отставать. А были то часы не простые, не золотые, и даже не компас. А барометр. Или даже тахометр. Я в них, как назло, не особо разбираюсь, поэтому и Иванушка намучилась с ними немало: то они на месте крутиться, как заводные, начинали, то на поворотах обороты показывали, как песочные. Надоел скоро Иванушке такой оборот событий, раскрутила она эти часы да волшебные, да зашвырнула их подальше да в небо да в синее. Но отчего-то промазала, отчего в небо синее часы не особо попали, а наоборот – попали на землю сырую, в шести аршинных ядра от высокого стройного гнома, который вот уже минут семь внимательно следил за Иванушкиными действиями, а затем ещё секунд столько же – за траекторией полёта несчастного тахометра.

– Манометр, – задумчиво произнёс он, поднимая часы.

– А я – Иванушка, – протянула руку подошедшая Иванушка. Высокий гном грустно посмотрел вниз на Иванушку.

– Зачем выкинула? – спросил он.

– Да не ходят они! – обиженно ответила Иванушка. – Можешь забрать их себе – всё равно толку от них никакого…

– Ээх, – глубоко вздохнул гном, и поднявшийся от этого ветер укоризнено потрепал Иванушку её же волосами. – Сколько вас вот таких развелось: не разберётесь как следует, что – к чему, и сразу выбрасывать. Вещица, поди, дельная… Ею ещё орехи колоть, да колоть, – и гном аккуратно положил часы в нагрудный карман.

Иванушка почувствовала, что надо переводить разговор на другую тему.

– А ты кто? – как бы ненароком спросила она.

– Гном, – ответил гном.

– А почему такой большой? – не удержалась от удивления Иванушка.

– В детстве болел, – гном снова глубоко вздохнул, породив тем самым небольшой тайфун и два самуми. Гном с грустью посмотрел на уходящую бушевать вдаль стихию, и Иванушка с ужасом заметила, что он вроде как собирается вздохнуть ещё пару раз.

– А что ты здесь делаешь? – поспешила спросить она, чтобы отвлечь его от тоскливых мыслей.

– Я? – переспросил гном. Казалось, он раздумывает, стоит ли открывать Иванушке очередную в этой сказке страшную тайну, но затем, видимо, вспомнив, что ещё ни одной не было, да и он о таковой представления тоже не имеет, ответил: – Хранитель ископаемого музея я…

– Интересно, – промолвила Иванушка, но виду не подала.