— Просто лежало в книге.

— Я могу взять?

— Ради бога… — она пожала плечами. — Вы еще появитесь? Хотелось бы узнать… — Денисов внезапно заметил мелькнувшее за очками что-то похожее на испуг.

— Что покажет расследование?

Она подхватила с облегчением:

— Именно! Я смогу?

— Можно позвонить. Вот мои координаты.

«Испуг, — подумал Денисов, спускаясь по лестнице. — И он определенно связан с Белогорловой. Но что за причина?»

В подъезде Денисов достал из блокнота обрывок письма, который оказался в книге.

«…Солнечные лучи пронизывали морозное окно троллейбуса, и на многоэтажные дома, которые мы проезжали, падала увеличенная многократно темная прямоугольная тень троллейбусного окна с круглым глазком, что я отогрел, чтобы наблюдать за улицей…»

В записке и дальше не оказалось ничего важного, но Денисов заставил себя внимательно прочитать до конца.

«Представляешь? Я стал свидетелем поразительного светового эффекта.

Гигантский прямоугольник и огромный, величиной в добрые два этажа, шар плыли по стенам домов. Второй раз я приехал сюда, чтобы убедиться.

Мы остановились у луча. И шар застыл на необычном полукруге окна над аркой. Я смотрел как на знамение, которое не в силах разгадать. Чем грозило нам темное окно, этот огромный шар или глаз?»

На другой стороне листа автор в той же манере описывал конец того же дня:

«…Метро закрывалось. Одна из окованных металлом дверей внизу, в вестибюле, со страшной силой металась из стороны в сторону. И это при полнейшем безлюдье!

И только одна. Какой невидимый воздушный поток действовал на нее?

Чем-то она напоминала меня. В тот день, придя домой, я перелистал записи за прошлый год. Ничего! Абсолютно ничего не предвещало, что жизнь моя круто вдруг переменится…»

На этом письмо обрывалось.

Оно показалось Денисову странным: самоотчет? Попытка самооправдания, исповедь? Писавший ни о чем не просил и не жаловался, однако тон письма был растерянный.

Пока Денисов читал, какая-то женщина с сумками вошла в подъезд, неловко замешкалась у запирающего устройства дверей, взглянула на Денисова: ей не хотелось набирать код при постороннем.

Денисов догадался, освободил женщину от ее страхов: снова спрятал письмо в блокнот, вышел на улицу.

«Автор играл какую-то роль в жизни библиотекарши», — подумал он.

К остановке подходил автобус, Денисов ускорил шаг.

Людей в автобусе было мало, он сел сбоку, напротив кабины, машинально отметив светлое мальчишеское лицо и пеструю сорочку под курткой водителя.

Здесь Денисов снова достал блокнот с письмом и принялся за общие и частные признаки почерка — выработанность, соотношения элементов букв и интервалов, направления движения. Работа его продвигалась: связанность букв, скорописные упрощения, острые окончания штрихов свидетельствовали о быстром темпе письма и в конечном счете о выработанности почерка.

Автобус стоял уже несколько минут, пассажиры за спиной Денисова начали перешептываться, ему пришлось оставить блокнот. Водитель не шевелился, глядя перед собой в стекло. Денисов выглянул в окно: они стояли под окнами общежития. Он увидел, как хлопнула дверь. Молодая женщина вбежала в автобус, подошла к кабине. Мотор сразу заработал.

Денисов снова взглянул на письмо. Он был уверен, что правильно определил адресанта. Так же размашисто-неразборчиво были переписаны строчки Андрея Вознесенского, которые он нашел в библиотеке, в ящике стола Белогорловой: «…прошлой любви не гоните, вы с ней поступите гуманно…»

К Нижним Воротам Денисов попал в конце дня.

У пансионата стоял уже известный инспектору автобус, в котором сотрудников отвозили к метро «Измайловская». Автобус был пуст, квадратные часы на центральном здании, которые Денисов не заметил, впервые приехав сюда, показывали без четверти пять.

Огромный парк вокруг, отдаляясь, переходил в обычный, не очень ухоженный подмосковный лес, повсюду, словно бинты, мелькала белоснежная береста берез.

«Любопытно, как все это выглядит летом…» — подумал Денисов.

В вестибюле он не нашел никаких изменений. Только объявление об экскурсии, которое он видел третьего дня, сменила афиша популярного вокально-инструментального ансамбля.

Неподалеку, за лифтом, слышался стук бильярдных шаров. В зимнем саду, рядом с южными широколистными растениями, фотографировались на память отдыхающие, а в кресле рядом с приспособлением для механической чистки обуви дремал очередной вахтер-пенсионер.

«Регистратура должна быть где-то здесь, — подумал Денисов, — неподалеку от вестибюля». Ему не хотелось расспросами привлекать к себе внимание.

Она действительно оказалась поблизости, рядом с кабинетом директора, и первое, что Денисов заметил, войдя, был телефонный аппарат, стоявший на тумбочке впереди. Его можно было видеть еще из коридора.

Дверь напротив вела в директорский кабинет.

В регистратуре никого не было. Денисов подошел к столу, с фотографии под стеклом смотрела очередная партия отдыхающих, запечатленных пансионатским фотографом.

Дежурная — не Кучинская, суровая на вид дама средних лет, в очках, вышла из кабинета, строго взглянула на Денисова. Она хотела что-то сказать, но ее отвлекла появившаяся из бокового коридора горничная.

Телефонный аппарат в это время негромко звякнул. В кабинете сняли трубку. Звонок был приглушен.

«Версию о том, что Белогорлова, случайно проходя по коридору, — подумал Денисов, — услышала звонок и подошла, следует признать несостоятельной».

Денисов постучал в кабинет. Гилим был один, разговаривал по телефону.

Он сразу узнал инспектора, прижимая трубку плечом, вскочил, обеими руками показал на диван.

«Все утверждают, что библиотекарше позвонили, — Денисов продолжал развивать ту же мысль, — но никто не приглашал ее к телефону. Несомненно, она знала, что ей будут звонить, и поэтому спешила, подбирая Гилиму книги».

Директор наконец кончил разговор, он шел о каком-то трудовом конфликте, оживился:

— Очень рад. Чем можем служить?

— Тот вечер, когда вы встретили Белогорлову на стоянке такси… сказал Денисов. — Помните?

— У метро «Варшавская».

— Вы сказали, что на стоянке стояли люди.

Гилим уточнил:

— У машины. Мужчина с собакой, две женщины, — он боялся даже на гран отступить от фактов. — Я уже говорил: женщины в одинаковых шубах.

— Синтетических?

— Да. В полоску… В таких многие ходят.

— Что можно сказать о мужчине?

Гилим пожал плечами, поднял руку к бровям!

— Я думал о такси, о Белогорловой. По правде сказать, не обратил на него внимания.

Денисов в своих вопросах был последователен.

— А что за собака? — любая деталь могла оказаться не только нужной, но и единственной в своем роде; при расследовании улики редко дублируют друг друга.

— Собака? — Гилим улыбнулся. — Курчавый пёс. Рыжий с черным.