Есть слова из лазури и света,Если ты их подслушал, постиг,И сгораешь безумьем поэта —Ты велик, ты надмирно-велик.В тусклых буднях, в размеренной плясеЗакружились живой с мертвецом,И, как шут в размалеванной маске,В лад им дьявол трясет колпаком.Пусть плененный, но все же крылатый,Их сторонится бледный поэт.Ризы солнца — восходы, закаты,Не коснутся вас, будничных, нет…Не причастны вы гордым утехам,Не брататься вам с бурей, шутя,Не смеяться серебряным смехом,Как смеются поэт и дитя.Вам не пить из пылающей чаши,Из мучительной чаши любви;Ваши мысли, как будто, не ваши,Непонятно вам слово — «живи».Если б поняли, стало бы ясно,Что не миг и не тысячи лет.Что прекрасное — вечно прекрасно,И что царь над прекрасным — поэт.
Сатанаил
Властитель свергнут, рай сожжен,Дыханьем смерти вечность веет,Былая жизнь, как смутный сон,Земля пуста и цепенеет.Где ветер тучи проносил,И океан шумел угрюмый,Отягощен предвечной думой,В тоске поник Сатанаил.Земля пуста и на горахЦарит унылое глухое,И солнце в дымных небесахЗаходить, кровью налитое.Взмахнул крылом Сатанаил,Взмахнул и медленно поднялся,Холодным смехом засмеялсяИ взглядом солнце погасил.
В кинематографе
Жизнь на квадрате полотнаМелькает мертвенно и слепо,Отражена, повторенаИ в завершенности нелепа.Ряды внимательных головИ ворожащий луч над ними,А где-то в дверь, как вечный зов,Доносит взлетами глухимиШум экипажей и шагов.На миг прихлынувшая тьма,И снова луч сплетает чары:«Париж, Нью-Йорк, скользят дома,Мосты, бассейны и бульвары.
