взяли? — А как же, бабулик, — высунулся из — за плеч остальных Малой: Без меня никуда. — Ну ладно входите, — распахнула перед ними ворота старуха: Расселяйтесь. А ты Иуда, — она ухватила Малого за плечо: за неделю вперед и говори: Куда ковер из сарая дел? — Какой ковер? — пробовал негодовать тот. — С журавлем. Мне его соседка отдала, — настаивала баба Оля. — А с журавлем! Не брал, — отпирался Малой. — А кто из него Кольке Потирову с пристани жакет продал, как иностранный? — обличала та. — Виноват. Нуждался. Жадный бабулик, но любимый! — хохотал паренек и лез целоваться.

Вскоре каждый занялся своим делом:

Скелет любовно увещевал задыхающегося от ярости пса, благо тому цепь не позволяла дотянуться до ненавистного тела; Герда выносила из пристройки пустые пивные ящики; Хуан сидел, сложив ноги по — турецки, на краю колодца и неотрывно созерцал желтую стену сарая; Кореец под хитрые причитания старухи чинил сломанный косяк на веранде; Малой поволок какой — то ящик в огород. Саша и Солнце забрались на теплую крышу и оттуда лениво наблюдали за происходящим.

Вечером того же дня вся компания, за исключением Корейца, вышла в город. Шли молча, упиваясь мгновением, естественно каждый своим. Особенно упивался Хуан, ему вообще была свойственна некая созерцательность, и он старательно следовал ей. Встречающиеся им по пути курортники осторожно обходили приятелей стороной, при этом не проявляя, однако, особенного