— Не плачь, голубчик! — сочувственно сказал Рудольфо.

— Однако, лысым быть плохо. Мы тебе сейчас вернем волосы!… Айн! Цвай! Драй!

Рудольфо снова взмахнул палочкой, на лысой Ромкиной голове начали расти волосы… Но не черные, а… ярко-рыжие! Волосы росли очень быстро, и вскоре н Ромкины плечи уже спадала густая ярко-рыжая львиная грива… Публика снова засмеялась и зааплодировала.

— Не надо! Не надо! Я… больше не буду! — отчаянно закричал Ромка.

Я больше не мог смотреть на Ромкины страдания и выкрикнул:

— Прекратите, прекратите! Он же раскаивается! Он больше не будет.

— Ну что ж! — сказал Рудольфо. — На первый раз прощаем! Но предупреждаем — как будет он дразниться, все может повториться. Айн! Цвай! Драй!

Рудольфо взмахнул палочкой, все закрутилось, закрутилось… и мы снова очутились в классе возле парты, где сидел новичок. Мы были без очков, Ромка обеими руками держался за свою шевелюру, все еще не веря, что у него уже нет львиной гривы.

— Фу-у! — тяжко вздохнул он. — Ну и приключение!

— Вот не нужно было дразниться Я тебя предупреждал! — сказал я.

— Где же хоть этот новичок? Я извиняюсь перед ним.

Мы кинулись искать Рудика. Но его нигде не было.

— Слушай, — спросил Ромка у Ритки Скрипаль. — Ты не видела новичка, Рудика Руденко?

Ритка удивленно взглянула на нас.

— Какого новичка?! Никакого новичка у нас в классе нет!

Мы с Ромкой посмотрели друг на друга.

— Да… да это я пошутил! — сказал Ромка.

— Глупые у вас шутки! — фыркнула Ритка и повернулась к нам спиной.

Потрясающая всё-таки штука — эти волшебные очки.

После того суда, в рыжеградском цирке, Ромка, конечно, очень переживал. Он же был лидером, а лидеры, как вы знаете, очень гордые и самолюбивые. И хотя суд видел лишь я один, о наших приключениях с волшебными очками никто в классе не знал, Ромка тот позор не мог забыть. Он хотел что-нибудь придумать, чтобы реабилитироваться передо мной.

И вот один раз он сказал:

— Слушай, Еж… — он запнулся, — ой, извини, Ва… Вася!

— Да называй меня Ежонком, что уж там, — махнул я рукой. — Ты привык. Я не обижаюсь.

— Так вот. Слушай, Ежонок, после того суда в львиной клетке я места себе не нахожу! Хожу как оплеванный!

— Понимаю… — вздохнул я. — Но всё же ты сам виноват. Я же тебя предупреждал. Могу только посочувствовать…

— Мне от твоего сочувствия не легче… Я бы хотел сделать что-то такое… такое…

— Что?

— Что-то такое… что-то такое… непривычное! Типа геройское.

— Из огня, из воды вытащить кого-нибудь, или что?

— Да! — махнул рукой Ромка. — Пока того пожара, того утопленника дождешься!.. Преступника я хочу задержать!

— О! А где же ты его возьмешь — злодея? — удивился я.

— А помнишь, когда мы в том подвале были, за стеной разговаривали какие-то, что хотят «замочить» счастливчика, который джек-пот сорвал в супер-лото?

— Ну?

— По-моему, у них там, в подвале «явка» — «малина»…

— А как ты их задержишь?

— Ну, сами, конечно, не задержим. Но если убедимся, что там преступники, можно проследить и тогда вызвать милицию или спецназ, что ли.

Я вздохнул:

— По-моему, ты несешь вздор. Нас же эти преступники как слепых котят переловят и…

— Если ты боишься, я вам пойду! — перебил меня Ромка.

— Если с ворами не бороться, то они разворуют все на свете. И вообще…

— Бороться с ворами должны милиция и спецназ, а не сопливые мальчишки. Это когда-то были в моде пионеры-герои, во время войны. А теперь дети должны учиться.

— А ну тебя! Говоришь как классная руководительница Галина Михайловна. Не хочешь, то я сам, без тебя пойду! Не могу я дальше жить спокойно после того суда!

— Вот ты какой! В горячем выкупанный, как говорит мой дед Гриша. Так когда и куда ты хочешь, чтобы мы пошли?

— Как будто ты сам не знаешь? В тот темный подвал, куда нас завела дворничиха-волшебница.

— Ну, пойдем, попробуем! Хотя я уверен, что никаких преступников там нет.

— А я уверен, что есть. Это же я слышал их голоса, а не ты.

И мы пошли. На этот раз мы очень легко нашли тот двор, где жила удивительная артистка Маргарита Степановна, которая (мы были убеждены в этом) прекрасно сыграла роль дворничихи-волшебницы Ядвиги Станиславовны (короче Яги), что мы её так и не узнали… Двери в подвал были открыты, и мы, осторожно шагая, спустились по ступенькам. Было жутко, и Ромка понизил голос:

— Если встретим дворничиху, скажем, что потеряли тогда в подвале авторучку или что-то еще…

— Снова на вранье толкаешь! — возмущенно прошептал я. — Скажем правду! Таким волшебницам врать опасно.

— Ну, хорошо-хорошо. Не кипятись! — примиряюще прошептал Ромка.

В подвале было почти совсем темно — лишь в конце коридора тускло светилась запыленная лампочка. Но Ромка предусмотрительно захватил фонарик.

— Я голоса слышал из соседней комнаты! Отсюда! — сказал он, освещая дверь. Ромка осторожно открыл её — она была незакрыта. Это была даже не комната, а небольшая каморка, заваленная разным хламом — старыми картонными коробками, драными мешками. Ромка зацепил коленом одну из коробок, коробка упала, и в другой коробке под мешком мы увидели новенький кожаный «дипломат».

— Ой! Что это! — протянул к нему руку Ромка.

— Не трогай! — прошептал я. Но Ромка уже схватил «дипломат», открыл и… вдруг из «дипломата» посыпались на пол доллары! Мы оцепенели! Только в американских боевиках мы видели столько денег.

— Ой! Ежонок!.. Давай возьмем хоть по одной зелененькой сотне!

— Да ты что?! — закричал я, забыв, что мы говорили шепотом. — Эт-это же ворованные, не государственные.

— Вот-вот! — я снова перешел на шепот. — Если сейчас явятся воры, они нас поубивают!.. И вообще…

Собирая поспешно с пола доллары, Ромка чуть не плакал:

— Эх, Ежонок! Такого случая не будет уже никогда в жизни!

Я только молча махал рукой. Едва мы успели засунуть все, что рассыпалось, в «дипломат», как вдруг в каморке вспыхнул свет. Мы резко обернулись — в дверях стояла тетенька-милиционер с лейтенантскими погонами.

— Ну, здравствуйте, господа Цыган и Свист! — весело сказала она.

Мы с Ромкой только рты пооткрывали.

— Какой Цы-цыган? — пролепетал Ромка. — Какой Свист?