На опушке леса пылал костер. Ввосьмером в сгустившейся тьме мы сидели вокруг него и пили – кто чай из термосов, а кто – 'Черниговское' из темных бутылок. Из колонок приемника, настроенного на эфэмовскую станцию, тихо сочилась мелодия.

– Что было дальше, солнышко? – спросила меня Катя.

В общем-то, мне не хотелось ничего рассказывать, но от 'солнышка' и ее рук, обнимавших меня, я разомлел, и, закрыв глаза, продолжил.

– Так сколько дней в году? – мягко спросил меня психолог.

– Триста семьдесят два, – ответил я.

– А в тех, число которых делится на четыре?

– Триста семьдесят два.

– А в…

– В любом году одинаково, – перебил я его.

– А сколько дней в месяце?

– Тридцать один, – покорно сказал я.

– И в феврале? – коварно спросил психолог.

– И в феврале, – обречено согласился я.

– Хорошо, – кивнул он. – А теперь скажите, вы во все это верите?

– Да нихрена подобного! – облегченно воскликнул я.

Я открыл глаза и оглядел лица своих друзей, озаренные пламенем костра. Они улыбались. Катя притянула меня к себе и поцеловала.

В приемнике зазвучали тоны точного времени.

– В Киеве полночь, – сказали динамики, – вы слушаете 'Русское Радио'.

Я осторожно взял Катю за руку и коснулся губами ее ладони. На ее запястье в свете луны сверкали серебряные часики, циферблат которых был пронумерован от одного до десяти часов. Прижмурившись, я разглядывал их с наслаждением умалишенного.

– Что-то не так, дорогой? – прошептала мне на ухо Катя.

– Все хорошо, – ответил я.

А сам подумал, что за полгода можно привыкнуть к чему угодно. Даже к тому, что солнце встает на севере.

Ведь какая в конце концов разница?..