Все толпились на лестнице виллы в ожидании их возвращения.

Гвидо открыл дверь и помог ей выйти из машины. Затем, не дав ей возможности ни пошевелиться, ни высказать свой протест, он поднял ее на руки и понес вверх по лестнице.

Она заметила Паолу, которая, вытаращив глаза и раскрыв от удивления рот, смотрела на них.

— Гвидо, поставь меня, — прошептала Клэр. — Ты с ума сошел? Что люди подумают?

— Люди всегда думают только то, что хотят думать, — ответил он, не ослабляя хватки и продолжая путь.

Он внес ее в спальню и положил на кровать. Затем обернулся, сделав знак следовавшей за ними экономке, и дал ей какие-то указания, но так тихо, что Клэр практически ничего не расслышала.

Ей приготовили ванну, горячую, с ароматными добавками. Бенедетта и Филумена помогли ей раздеться. Она с удовольствием опустилась в воду, блаженно расслабившись. Когда она вылезла, ее встретили с теплым банным полотенцем. Филумена вытерла ей волосы, а Бенедетта втерла в ее шишку на голове какую-то сладко пахнущую мазь.

Постель была уже разобрана, и даже ночная рубашка уже ждала ее. Атласная, цвета слоновой кости, на тонких бретельках, с гипюровым лифом и глубоким вырезом. На юбке с одной стороны высокий разрез, окантованный кружевами, обнажал ногу почти до бедра.

Неожиданно она обратила внимание, как почтительно к ней все относятся. И как отводят глаза, когда она смотрит на них. Хотя чего же она ждала? Подняв ее на руках по лестнице, Гвидо поставил на ней свое клеймо, фактически огласил свои намерения перед целым светом. Клэр кусала губы. Можно только представить, что сейчас чувствует Паола.

Закрыв ставни, отчего комната погрузилась в полумрак, Бенедетта и Филумена пробормотали что-то учтивое и удалились, оставив Клэр одну.

Но почти тут же дверь открылась, и появился Гвидо.

Он тоже переоделся. На нем были черные брюки, обтягивающие стройные бедра, и черная шелковая рубашка. Лицо серьезное, немного отстраненное.

— Как ты? — Он стоял возле кровати и смотрел на Клэр сверху вниз.

— Намного лучше, — поколебавшись, ответила она. При этом ее глаза не скрывали разочарования. Она ожидала, что он будет себя вести тоньше. — Вы не теряете времени, синьор.

— У меня его слишком мало, чтобы позволить себе его терять. — Он тоже немного помолчал. — Тебе понравилась ночная рубашка?

— Очень изысканная, — по старой привычке съязвила она. — У тебя целый склад рубашек на всякий случай?

— Нет, — улыбнулся он. — Тебе многое предстоит узнать обо мне, красавица моя.

Ее пальцы сами собой отдернули край одеяла, и неожиданно пересохшими губами она поинтересовалась:

— А это будет первый урок? — Возбуждение от предвкушения боролось в ней с робостью.

— Думаю, с этим следует немного подождать. Потому что нам надо поговорить. — Он присел на край кровати и протянул ей плоскую бархатную коробочку. — Я пришел вручить тебе это.

Это оказался бриллиант — огненная капелька на тонкой золотой цепочке.

— Я искал безупречный камень, — продолжил он. — Есть и другие драгоценности, конечно, некоторые очень старинные, но мне хотелось подарить тебе что-то только для тебя одной, что-то, что до тебя еще никто не носил.

Она сглотнула.

— Это самая красивая вещь, которую я когда-либо видела. Но ты не должен был этого делать, Гви-до. Мне не нужны драгоценности, не нужны дорогие подарки.

— Тогда тебе придется работать над собой, любимая. От маркизы Бартальди люди ждут, что по большим праздникам она станет надевать фамильные украшения.

— Уверена, Паола будет замечательно в них смотреться, — безжизненно отозвалась Клэр. — Тебе не кажется, что сейчас ты должен быть с ней?

Гвидо застегнул цепочку у нее на шее, расположив подвеску так, чтобы бриллиантик блестел в ложбинке между ее прикрытыми гипюром грудями.

— Потрясающая оправа, — с нежностью восхитился он. — Неужели мое общество так неприятно тебе, дорогая, что ты хочешь избавиться от меня?

— Твое общество для меня слишком недоступно, чтобы выражать свое мнение. Я только чувствую, что ты смеешься надо мной.

— Ты говоришь глупости. — Он взял ее руки в свои. — Кьяра, по-моему, ты единственная, кто не знает, что я пришел просить тебя стать моей женой.

Она в оцепенении уставилась на него. Сердце забилось с невероятной частотой, а ртом она, не переставая, хватала воздух. Когда она, наконец, снова обрела способность говорить, то еле слышно пробормотала:

— Это какая-то шутка. Должно быть, это…

— Я никогда не был столь серьезен. — Он коснулся ее запястья. — И я хочу услышать ответ, дорогая. Все ждут твоего ответа.

— А как же Паола? — возразила Клэр. — Она полюбила тебя и сама мне сказала об этом.

— Вот это сюрприз для Тонио, с которым она обручена последние сорок восемь часов.

— Тонио? — голова у нее трещала от всей этой информации.

— Я всегда этого хотел, — пожал плечами Гвидо. — Он уже много лет любит ее. Но Паола была слишком молода и к тому же смотрела не в ту сторону. Лишь недавно она поняла, что Тонио — это ее судьба. — Он нахмурился. — Я думал, она сказала тебе.

— Она что-то говорила, — в оцепенении ответила Клэр, — но я не поняла. — Она покачала головой. — Но зачем же тогда ты взял меня на работу? Ты говорил, что хочешь, чтобы я сделала из нее послушную жену для тебя…

— Нет, любовь моя, ты единственная, кто мне всегда был нужен. Я хотел, чтобы ты примирилась со своей судьбой. Временами мне казалось, что этого никогда не произойдет, — с чувством добавил он.

— Гвидо, — голос у нее дрогнул, — ты дьявол. Но как же деньги Паолы? Она говорила, что ты не хочешь, чтобы они уходили из компании.

— У Паолы нет денег, дорогая моя, кроме тех, которые я дам ей, когда она выйдет замуж. Ее отец проиграл все, что у него было. Именно поэтому мой отец взял ее к нам в дом, чувствуя себя виноватым за то, что не остановил его много лет назад.

— А Тонио знает это?

— Естественно.

— Тогда зачем ты притворялся, что хочешь жениться на ней?

— Чтобы оберегать от нежелательных женихов, — быстро ответил он. — Понимаешь, Фабио не первый из таких авантюристов. А ее нужно было охранять до тех пор, пока она не разберется в собственных чувствах. — Он нежно улыбнулся. — Так же как и тебя, упрямица моя. Ты всегда была так уверена, что я хочу сделать тебя своей любовницей. — Он помолчал. — Я не мальчик, Кьяра, и ты не первая женщина в моей жизни. Но будешь последней. И я знаю, что я тоже не первый мужчина для тебя. Виолетта рассказывала мне кое-что о Джеймсе. Ты хочешь мне что-нибудь сказать?

— Он не имеет для меня никакого значения, — ответила она. — Он давно остался в прошлом. Я думала, ты такой же и женишься на Паоле исключительно из корыстных соображений.

— Мы оба ошибались, — тихо произнес он. — Когда в тот день я увидел тебя на станции в Бареццо, я подумал: «Вот, наконец, она». Потом мне показалось, что ты сообщница Фабио, и я взбесился от разочарования.

— Было похоже, что ты вот-вот убьешь меня. Когда сегодня я увидела, с каким лицом ты идешь к Марко, я подумала, что еще легко тогда отделалась.

— Ни от чего ты не отделалась. Если только, в конце концов, ты не решишь, что не хочешь выходить за меня замуж. Ты любишь меня?

— Я с первого взгляда полюбила тебя, но убеждала себя, что должна бороться с этим. — Она глубоко вздохнула. — Но, Гвидо, расскажи о твоей женщине в Сиене.