могла одержать верха и была вынуждена мириться с присутствием других, как то происходило везде в мире, где добро было неразрывно связано со злом, жизнь шла рука об руку со смертью, а рядом со счастьем темной тенью кралась беда. Частью этого устоявшегося равновесия противоборствующих сил была и Витязиня, чье еще не расставшееся с миром живых тело и неудержимо рвущаяся в мир мертвых душа уже давно принадлежали той или иной из соперничавших сил и не служили камнем преткновения между ними. Но стоило появиться подле источника на залитом лунным светом клочке поляны новому человеку, это равновесие тут же нарушалось, ибо настрои души, состояние мыслей, даже речь и поведение прибывшего делали его другом или врагом каждой из противостоящих сил. По тому, какая из них ослабевала, а какая усиливалась, Витязиня безошибочно определяла, что за человек перед ней.

Сейчас, разговаривая с девой, Витязиня слышала по-преж нему спокойное журчание ручейка у ног, тихий шелест дубовой листвы над головой, ничуть не уменьшился и аромат цветущей яблони, перебивавший все прочие запахи вокруг нее. Зато постепенно стало ослабевать тепло в положенных на колени вверх ладонями руках, слабый ветерок, доселе приятно освежавший лицо и почти не ощущаемый кожей, начал знобить ее. Это говорило вещунье, что гостья оказалась родственной по духу жизнеутверждающим силам, что рвались с водой источника из тьмы к свету, своей признал ее дуб, друг и покровитель воинов-русичей, по нраву она пришлась женскому началу яблони, переполненному жаждой любви, тягой к красоте и чистоте помыслов. Только силы мира мертвых воспротивились присутствию на поляне девы, лишь они сочли ее недругом и вступили с ней в борьбу, ослабив свое воздействие в других местах поляны. Долг вещуньи заключался в том, чтобы окрылить, оказать поддержку деве, осмелившейся вступить на путь, когда-то пройденный ею, сегодняшней немощной старухой, а некогда славной витязиней.

Но чтобы сделать это, следовало знать, что заставило деву стать витязиней, отчего вкрались сомнения в верности избранного пути, как лучше избавить ее от влияния причин, породивших эти сомнения. Обычно девы избирали стезю витя-зини, либо желая отомстить ворогу, принесшему разорение семье и гибель близким, либо стремясь находиться рядом с любимым. Сама Витязиня стала девой-воительницей после того, как хазарский набег лишил ее родного дома и отца с матерью. Что оставалось ей, как не встать плечом к плечу с мужем-дружинником, дабы сообща исполнить завет русских богов, требующих воздавать добром за добро и злом за зло? Затем, когда муж сложил голову под Царьградом, она стала мстить и за него и пребывала в дружине до гибели князей Аскольда и Дира от мечей убийц-варягов, подосланных ныне покойным Олегом. Не желая служить незваным пришельцам, она покинула воинский строй и стала вещуньей, сменив у священного родника дев-витязинь полуживую, не передвигавшуюся без посторонней помощи предшественницу, также бывшую некогда воительницей.

Однако гостья ни словом, ни намеком не обмолвилась о постигшей ее беде, наоборот, она полна жизни, в ее сердце нет злобы, душа поет от радости. Значит, на путь витязини ее толкнула любовь. Наверное, к тому синеглазому, светловолосому воину с гривной на шее, который не раз появлялся в видениях рядом с девой и вместе с которым ей суждено завершить жизненный путь на погребальном костре. По-видимому, сия любовь не взаимна, ибо разделенная любовь не знает сомнений и не нуждается ни в чьих советах. А у этой девы нет счастья с любимым, и, страстно желая постоянно быть с ним, она тем не менее опасалась расстаться с отчим домом, поскольку обратный путь от витязини к мирной деве редко кому удавался.

Никогда еще не была счастлива дева, ставшая витязиней походя, стремясь в действительности совсем к другой цели, в том числе завоевать любовь избранника. Но трудно, ох как трудно навязать свои чувства равнодушному к тебе человеку, и, потерпев неудачу в любви, разочарованная или даже озлобленная случайная витязиня возвращалась к мирной жизни, в которой уже не могла быть на равных со сверстницами, особенно если они стали к тому времени женами и матерями. Обида на свою несложившуюся жизнь, зависть к более удачливым подругам преследовали подобных горе-витязинь всю жизнь, усугубляя и без того нелегкое бытие бобылихи.

Вот что страшило гостью, что заставляло искать совета у вещуньи об устройстве своей дальнейшей жизни. И долг Витязини сделать все, чтобы гостья, чем бы ни закончилась ее любовь, не корила себя за то, что ни при каких обстоятельствах не свернула с избранного пути, не считала себя ничем обделенной в жизни. Для этого есть лишь один способ – внушить деве, что для всякого русича, будь он мужчиной или женщиной, главное – любовь к отчей земле, вере предков, а защита их – священный долг, выше которого нет ничего. И русич, тем паче дева, взявшая в руки оружие и посвятившая свою жизнь многотрудному делу сохранения покоя на родной земле, достойна самого высокого уважения и признательности. Да, сия стезя сурова и по плечу наиболее отважным и смелым, на ней могут поджидать горькие утраты, в том числе расставание с любимыми людьми. Однако все это ничто по сравнению с чувством честно исполненного перед Русью долга воина, благодарностью защищенных тобой единоплеменников, уважением, с которым будешь встречен на Небе улетевшими к Перуну душами предков. А потому слава и почет русичам-воителям, не жалеющим для блага Отчизны ничего, даже собственной жизни, и трижды слава девам-витязиням, пожертвовавшим во имя Руси своей любовью и семьей!

Вот что она должна не просто сказать деве, а заставить ее поверить в это, сделав ее душу и помыслы созвучными своим! И она сделает это, а помогут ей светлые и добрые силы матери-яблони, которые не позволят любви к мужчине до конца заполонить сердце девы, вытеснив оттуда любовь к родной земле, и дух сурового, несгибаемого мужского начала, которое несут в себе вода священного родника и дерево воинов – дуб. Сказанное сейчас вещуньей навсегда западет в сердце девы, проникнет в самую глубину ее души. Сложись ее любовь к синеглазому воину счастливо, она вряд ли вспомнит Витязиню и услышанное от нее, но если любовь к избраннику принесет ей страдания и горе, слова вещуньи постоянно будут всплывать в ее памяти и служить опорой, позволяющей не потерять ни саму себя, ни цели в жизни.

Вещунья говорила медленно, вполголоса, иногда делая остановки после слов, на которые, по ее разумению, дева должна была обратить особое внимание. Когда Витязиня смолкла, на поляне царила полная тишина – казалось, что смолкли и родник, и шорох листвы, не доносилось и дыхание девы. Неужто ушла, не дослушав вещунью, а она не заметила этого? Но нет! Сбоку послышалось шумное, возбужденное дыхание, сильные руки обняли ее, прижали к упругой груди, горячие губы принялись осыпать поцелуями щеки, лоб.

– Добромила, спасибо тебе…– шептала дева.– Ты сняла с моей души огромную тяжесть… у меня теперь нет ни капли сомнений, как следует поступить. Благодарю тебя, Добромила! Да пошлют тебе боги здоровья и продлит Небо твою жизнь.

Дева разжала объятья, отступила от Витязини, и та ощутила, что на ее лице осталась влага. Что ж, сегодняшняя гостья не первая, кто плакал после речи вещуньи. Но отчего задрожали веки у нее, отчего пришлось закусить нижнюю губу, дабы сдержать рвущийся из груди стон? Дева назвала ее Добромилой, именем, которое она носила много лет назад и которым ее уже давно никто не называл. Да, она была добра и мила, пока от горящих хазарских стрел не превратилось в пепел родное село, а на пожарище не остались мертвые тела ее родителей и она сама со стрелой в боку. После этого ушло добро из ее души, но не исчезла красота с лица, ибо с ней еще оставался муж, которого она любила. Но потом копье ромейского легионера унесло и его жизнь, и красота постепенно покинула ее, уступив место на челе суровости и непреклонности. Со временем она сама почти забыла прежнее имя, и вот совершенно незнакомая дева напомнила его. Выходит, люди помнят ее, даже юные девы знают ее не только вещуньей-прорицательницей, но и обычной женщиной, жившей теми же заботами, что они. Дева, зачем разбередила душу, зачем всколыхнула то, что, казалось, навсегда осело на дно души и никогда не воскреснет в памяти?

– Еще раз спасибо, Добромила…– вновь зазвучал голос девы.– Пришла к тебе согбенной под тяжестью дум, а сейчас ухожу окрыленной… нет, не ухожу, а улетаю, словно птица. До новой встречи, Витязиня.

Вещунья услышала быстрые удаляющиеся шаги, прошептала вслед:

– Удачи тебе, новая витязиня… и счастья в любви,– добавила она еле слышно.

Витязиня удобнее устроилась в сиденье колоды, подставила лицо Луне, ушла в свои мысли. Она набиралась сил перед тем, как встретить главную гостью сегодняшней ночи полнолуния – знатную женщину из великокняжеского терема, будущую отступницу от веры предков.

Роксана воистину летела как на крыльях: не замечая ничего вокруг, едва касаясь подошвами ног узенькой тропки. В дубраве стояла тишина, иногда встречавшиеся небольшие лужайки были залиты лунным светом, и когда на одной из них мелькнули две человеческие тени и раздался приглушенный смех, Роксана остановилась. Юркнула за ближайший ствол дерева, насторожилась. Кто рядом с ней в полуночном лесу? Что им здесь нужно? Не представляют ли они угрозы ей или одиноко живущей вещунье? Перебегая от