скользнули взглядами по незнакомому гостю, затем отвесили по низкому поклону кмету.

– Я – воин и не люблю лишних слов,– неторопливо начал Младан, глядя перед собой.– Посему поступим так. Пусть первым говорит гость, после чего он услышит наше слово. Говори, русский брат,– повернулся кмет к Микуле.

Речь русского тысяцкого была немногословной. Он рассказал болгарам о морском бое с флотом империи и постигшем русичей поражении, о том, что часть уцелевших от разгрома ладей отошла к берегам Болгарии. Как поджидали на берегу опередившие их преследователи-ромеи, не позволяя высадиться на сушу, как кончились на судах вода и съестные припасы, стали умирать от жажды и голода раненые. Поведал, что воеводская рада приняла решение установить связь с болгарами, как благодаря смекалке древлянского воеводы Бразда Микуле с тремя сотнями отборных воинов удалось очутиться на берегу. Что уже прошлой ночью они смогли отправить оставшимся в море товарищам воду и провизию, которой поделились с ними живущие на побережье и в близлежащих горах болгары.

– Нам нужен отдых, следует запастись водой и припасами на обратный до Руси путь. Но, покуда на побережье хозяйничают недруги, это невозможно, поэтому брани между нами и ромеями не миновать. Кто одержит в ней верх – Русь или Новый Рим,– будет во многом зависеть от вас, болгар: встанете ли рядом с нами либо останетесь в стороне. Вспомните, что империя враг не только Руси, но и Болгарии, всех славян. Сколько раз проходила она по вашей земле с огнем и мечом, сколько принесла ей слез и горя! Разве и сейчас она явилась к вам с миром и добром? Ромеи ведут себя как в завоеванной стране: разоряют ваши жилища, притесняют и грабят жителей. Мы, русичи, предлагаем болгарам: протянем друг другу руки, станем единым строем против империи. Я сказал все и теперь жду ответа,– закончил речь тысяцкий.

Смолкнув, Микула повернул голову к окну. Его взгляд замер на далеких вершинах гор, видневшихся из окна горницы. Молчал, опустив голову, Младан, не нарушали тишины стоявшие у двери болгарские воеводы. Так протекло несколько томительных минут.

– Любен, твое слово,– наконец произнес кмет. Воевода распрямил плечи, смело глянул в лицо Младана.

– Кмет, русичи и болгары – братья, поэтому должны помогать один другому всегда и во всем, особенно в беде. Сегодня она нависла над головами русичей, и наш долг – разделить ее с ними. Вели – и я без промедления поведу дру; жину им на подмогу.

– Что молвишь ты, Борис? – повернулся Младан ко второму воеводе.– Слушаем тебя.

Тот не спеша разгладил пышную бороду, переступил с но-ги на ногу. Его глаза были пусты, в них не читалось и по-добия мысли. Таким же равнодушным был и голос.

– Кмет Младан, я – твой главный воевода и выполню все, что ты велишь. Сегодня Болгария не воюет ни с кем, и ежели тебе надоело жить в мире, выбирай врага сам. Кого бы ты мне ни назвал – я готов безропотно повиноваться.

По лицу Младана пробежала тень недовольства, он забарабанил пальцами единственной руки по ножнам кинжала.

– Что ж, воевода, вы правы оба,– заговорил он.– Ты, Любен, в том, что русичи наши братья и наш долг помочь им. Ты, Борис,– что Болгария сейчас живет со всеми соседями в мире, потому выбирать себе недруга мы должны сами. Я, ваш кмет, сделал это.– Младан замолчал, попеременно взглянул на воевод, потом на Микулу.– Мы, болгары, принимаем сторону наших братьев русичей и объявляем ро-меев врагами,– торжественно заключил кмет и снова глянул на Любена: – Воевода, сколько воинов сможешь собрать в замке к вечеру?

– Три сотни,– тотчас ответил Любен.

– Поставишь старшим над ними сотника Мирко и отдашь всех под начало нашего русского гостя,– приказал кмет.– Этим же вечером поскачешь с вестью о сборе моей дружины по крепостям и селам. Сколько тебе потребуется времени, чтобы собрать двадцать сотен воинов?

– Трое суток, кмет.

– Хорошо, собирай их в ущелье у Острой скалы. А через трое суток я или воевода Борис будем у тебя. Тогда, зная от тысяцкого Микулы о планах русичей, мы сообща с ними ударим по ромеям. Тебя это устраивает, брат? – посмотрел Младан на Микулу.

Тот приложил руку к груди, склонил голову в полупоклоне:

– Вполне, кмет. Ты поступил как истинный брат.

– Я всего лишь выполняю долг славянина и побратима воеводы Асмуса. Если у тебя, тысяцкий, дел ко мне больше нет, отдыхай до вечера. Ступай с ним и ты, Любен, с темнотой я провожу вас обоих. Тебя же, Борис, прошу остаться, ибо с отъездом Любена ведение дел в замке целиком ложится на твои плечи…

Оставшись вдвоем с главным воеводой, кмет долго молчал. Опустив голову на грудь и полузакрыв глаза, он, казалось, погрузился в сон, и лишь время от времени вздрагивавшие на подлокотнике кресла пальцы говорили, что это не так. Глубоко вздохнув, Младан поднял голову, окинул Бориса, словно видел его впервые, долгим изучающим взглядом:

– Воевода, мы без лишних ушей, поэтому давай говорить начистоту и без утайки.

В глазах Бориса моментально появился живейший интерес.

– Внемлю тебе, кмет.

– Я стар, моя жизнь уже пронеслась мимо. Как хочется в оставшиеся до кончины дни спокойствия позволить наконец желанный отдых душе и телу. Однако кругом властвуют суета и порок, кипит игра низких и никчемных страстишек. Я хочу уйти от них, отрешиться от всяческих соблазнов, но Господь являет мне одно испытание за другим. Вот и сейчас он послал на нашу землю русов и ромеев. Тем и другим нужен я, каждый из непрошеных пришельцев жаждет видеть под своим знаменем моих воинов. Те и другие присылают ко мне гонцов со всевозможными предложениями, посулами, обещаниями, только никто из них не спросит: а чего желаю я? Скажу тебе честно, воевода, я не знаю, что мне делать.

– Только что ты сказал, что принимаешь сторону русов,– осторожно заметил Борис.

Отбросив голову на спинку кресла, Младан отрывисто рассмеялся:

– Воевода, разве не для того дан человеку язык, чтобы скрывать истинные мысли? Киевский тысяцкий и Любен услышали то, чего желали, своими словами я попросту отделался от них. А с тобой хочу решить, как поступить на самом деле.

– Ты обещал дать русам сегодня вечером три сотни дружинников, значит, уже начал действовать,– внимательно глядя на кмета, сказал Борис.– Твои воины вдвое увеличат силы высадившихся на берег русов; не думаю, что подобный поступок понравится ромеям.

Младан пренебрежительно махнул рукой:

– Этими воинами я купил у русов трое суток спокойствия и столь нужное для принятия серьезного решения время. Однако что делать мне дальше, когда Любен соберет у Острой скалы всю мою дружину? Тогда русы и ромеи потребуют от меня уже не словесных обещаний или сотню-другую воинов, а настоящего дела. Для обдумывания ответа на сей вопрос мне и нужно выигранное у русов время.

Борис сделал шаг вперед, в упор посмотрел на Младана:

– Кмет, два дня назад в этой горнице ты принимал гонца спафария Василия и сулил помощь империи. Сегодня здесь же ты обещал свою дружину русам. Я страшусь давать советы, ибо не знаю, что ты замыслил на самом деле.

Лицо Младана приняло страдальческое выражение, уголки губ скорбно опустились.

– Воевода, я стремлюсь к одному – дожить остаток жизни в покое, мне не нужны ни русы, ни ромеи. Однако мне никак не удастся остаться вне их вражды, поэтому обязательно придется принять чью-то сторону. Не желая рисковать, я хочу с самого начала быть в союзе с будущим победителем. Разве это трудно понять? Особенно тебе, далеко не столь наивному, как Любен.

Борис понимающе усмехнулся:

– У империи на берегу полнокровный легион пехоты и две таксиархии(Таксиархия – подразделение в 1000 воинов (визант.).) отборной панцирной конницы, с моря их поддерживает флот,– произнес он.– Русов вдвое или втрое меньше, они ослаблены жаждой и голодом, часть из них ранена либо обожжена. Неужто исход предстоящей борьбы может вызвать у тебя сомнения, кмет?

– Да, ибо я хорошо знаю русов. Пусть они действительно намного уступают в численности византийцам, каждый их дружинник стоит в бою нескольких наемников-ромеев. Они будут сражаться до последнего, а воинское счастье любит смелых.