— Дорогой Холтофф, у меня очень мало времени…
— У меня тоже в обрез, я весь в полнейшем разгоне, Айсман.
— Ну спасибо, что ты тем не менее заехал… Ты потом куда?
— В полицию. Берг не дает мне покоя с этими такси.
— А когда ты успеешь заехать на встречу со Штирлицем?
Холтофф откинулся на спинку кресла, как от удара. Рядом с Айсманом сидели два связника: Курт и Вальтер.
— Ты ему выложил о нас все? — так же спокойно и негромко продолжал Айсман.
— Я не понимаю… О чем ты?
— Не глупи. Часть ваших разговоров мы записали, а про то, что мы записать не смогли, ты скажешь сам. Ты знаешь, как мы умеем работать. Ты настоящий немецкий отец и дед и должен понимать, что если будешь молчать, то твоя семья сегодня же, а вернее, сейчас же будет вырезана… — Айсман закурил и повторил яростно: — Вырезана! Ну? Ты ему выложил все?
— Да, — ответил Холтофф.
— На чем он тебя взял?
— На прошлом… На Рунге. На Мюллере.
— Ладно. К этому мы потом вернемся, Холтофф, ты нам нужен на том посту, где сейчас стоишь. На твоем пути одна преграда — Штирлиц… Ты нам нужен на этом посту, несмотря на твое предательство, и ты останешься на этом посту, ибо так надо для дела. А остаться ты можешь, если сведешь Берга со Штирлицем.
— Как?
— Подумай. По нашим сведениям, Штирлиц не является гражданином ФРГ… Понимаешь?
— Я перестал вообще понимать что-либо, — тихо ответил Холтофф. — Лучше мне уйти, тогда хоть семья сохранится… Не будет позора…
— Поясняю: представь, что полиция берет агента иностранной державы у Берга… Понял? Кто поверит показаниям шпиона? Нация не поверит изменнику, если даже он немец, а уж иностранцу — тем более. Пусть он тогда говорит про тебя все что угодно. Шпиону веры нет.
— У тебя есть что-нибудь от сердца?
— Выпей холодной воды. Ты понял? Я играю с тобой в открытую, я говорю тебе то, чего не имел права говорить… Ты оступился, но ты был моим другом, и ты мой товарищ по партии…
— Я понял, — сказал Холтофф и неожиданно для себя заплакал. — Я понял, что я осел, я должен был сразу прийти к тебе… Я не поверил в друзей. Я раньше верил только одному человеку, а потом я перестал верить всем на этой земле… Я осел, и мне нет прощения…
Дождавшись, пока Холтофф успокоится, Айсман продолжал:
— Разговор со Штирлицем построй примерно таким образом… Скажи ему, что все нити по делу Кочева находятся у меня в руках. Скажи ему — не бойся валить на меня, — что я знаю все. Пожалуйся ему, что я требую невозможного — затягивать экспертизу с автомобилями. Попроси, чтобы он срочно пошел к Бергу и открыл те карты, которые ты ему передаешь. Вот пакет — тут много компрометирующих документов на твоего бедного Айсмана… Ты понял? Бей в лоб правдой. Не лги. Ты знаешь Штирлица: на мякине его не проведешь… Скажи ему, что, если он устранит меня с помощью Берга, тогда ты выведешь его на человека, который ехал в «мерседесе» и стрелял через дверцу…
— Прости, я опоздал, Штирлиц…
— Я уже начал волноваться… Здравствуй, Холтофф.
— Меня вызывал Айсман.
— Что случилось?
— Он подставляет меня под удар, сволочь этакая… Он требует, чтобы сначала я затянул дело с проверкой «мерседесов», а потом опротестовал данные моей же экспертизы… У тебя нет чего-нибудь от сердца?
— Выпей коньяку, я же говорил тебе…
— Нет, сейчас мне совсем плохо…
— На… Положи под язык. Это нитроглицерин.
— Спасибо. Он сразу растаял, это ничего?
— Так и должно быть…
— Что делать с Айсманом?
— Сложный вопрос. Ты что предлагаешь?
Холтофф достал из кармана пакет и передал его Штирлицу:
— Спрячь это. Тут кое-что на Айсмана. Здесь достаточно материалов, чтобы утопить его. Не надо здесь смотреть! Зачем ты здесь смотришь?
Штирлиц удивился:
— А вдруг ты суешь мне какой-нибудь государственный «топ-секрет»? Меня возьмут с ним и посадят на десять лет, и ты будешь счастлив, разве нет?
Холтофф похолодел. Он смотрел Штирлицу в глаза, окруженные мелкой сеткой морщин, которые казались под стеклами очков особенно глубокими.
— Покажись врачу, — посоветовал Максим Максимович. — Не играй с сердцем, старина, с ним шутки плохи…
И углубился в изучение материалов на Айсмана. Он долго рассматривал фотографии, на которых тот был запечатлен расстреливающим женщин в Освенциме; было там несколько фотокопий постановлений на ликвидацию узников с санкцией Айсмана; было показание старухи еврейки про то, как Айсман лично убил двух ее малолетних внучек…
— Да… — сказал наконец Исаев. — Материал страшный. — Он протянул конверт Холтоффу: — Возьми. Зачем ты даешь это мне? Почему бы тебе самому не распорядиться? Прокуратура совсем рядом с твоим домом, да и времена иные…
— Это должно исходить от другого человека.
— А почему этим «другим человеком» должен быть я?
— Потому, что к Айсману тянутся нити от красного… А им ты занимаешься… А Берг, получив эти материалы, прижмет Айсмана и посадит его, а из-за решетки он мне не страшен, он там будет молчать…
— А может быть, послать эти материалы в газету?
— Кто их пошлет?
— Аноним… — ответил Исаев и задумчиво посмотрел на Холтоффа. — Аноним…
— Аноним есть аноним, Штирлиц… Ты же знаешь нашу печать…
— А если отправить это в Бонн?
— Там это смогут прикрыть. Берг этого прикрывать не станет.
— Разумно, — произнес Исаев очень медленно, чуть не по слогам. — У тебя есть телефон Берга?
Холтофф отхлебнул глоток воды со льдом из высокого стакана и ответил устало:
— Конечно. Какой тебе? Домашний или рабочий?
— Рабочий, естественно. Я же буду делать официальное заявление…
— 88-67-76. Запиши.
— Не надо. Я пока еще умею запоминать. 88-67-76. Сейчас я вернусь, погоди минуту.
— Куда ты?
— Я позвоню и запишусь к нему на прием. Прямо с утра. Я приду к нему завтра первым и поговорю до того, как начнется обычная нервотрепка…
— Не надо первым, — быстро сказал Холтофф. — Я у него завтра буду с экспертами в девять. Не надо нам сталкиваться там, бога ради…
— Ты к нему надолго?
— На час-полтора…
— Хорошо. Сейчас. Я позвоню именно отсюда, тут безопасно…
Исаев отошел к телефону, который стоял на столике у входа, и набрал номер. Холтофф напряженно прислушивался к разговору Штирлица с секретарем Берга. Когда тот вернулся на место, Холтофф сказал:
— Я буду завтра ждать тебя здесь же. В три. Успеешь к этому времени?
— Да. Я думаю, да. Теперь последнее: откуда ко мне попал этот пакет? Допустим, он меня спрашивает. Что я отвечаю? Твоя версия?
— Получи гарантию у Берга, что Айсман будет посажен, и пусть он тогда приводит меня к присяге.
— Все в порядке, — доложил Айсман Бауэру, — он ушел к Ульбрихту, а завтра в десять будет у Берга с материалами. С прекрасными материалами, компрометирующими фашистского головореза Айсмана…
— Ну что ж, — ответил Бауэр, — в добрый час. Поздравляю с удачей. Значит, завтра в десять пятнадцать они будут скомпрометированы, а мы подведем черту под этим делом, достаточно нам всем поднадоевшим…
«Уважаемый Максим М. Исаев!
Я отвечаю на Ваши вопросы в той же последовательности, в какой Вы их поставили…
1. Действительно, в 1945–1946 годах я был руководителем отдела декартелизации. Мне вменялась в обязанность борьба против преступного германского промышленного бизнеса, виновного в том, что Гитлер пришел к власти, а также в том, что он развязал войну. Вы спрашиваете: в связи с чем я оставил свой пост? Я не