А в балагане львица-калека,Тесно свернувшись под вой метели,Снова увидела сад ГагенбекаИ купола на дворцах Чинизелли.1931
ВИФЛЕЕМ
Каждый год в музее городском,Каждый год в одно и то же время,Вспыхивает свет под потолкомЗа стеклом в картонном Вифлееме.Только серебристый часовщик,Что вытачивал дома и стадо,Видит улыбающийся ликВ глубине за снежною оградой.В залах проверяют сторожаВсе замки и засыпают поздно.— И тогда, беспомощно дрожа,Вспыхнут бертолетовые звезды.По аллеям, мимо тростника,Охрою покрытые верблюдыСнова через годы и векаСеменят за путеводным чудом.В городе угасли фонари,На деревьях стаяли огарки.И во сне доверчиво цариВыбирают лучшие подарки.И не зная, как доступна цельВ этом доме, в этом переулке,Через настоящую метельПовторяют старые прогулки.И пускай на целые векаПо дороге снова заблудились,Потому что нет часовщика,И часы в домах остановились.Все стихи свои перелистав,В облачных горбах с земною кладью,Свой небесный драгоценный сплавПрикрывают бережно тетрадью.1932
ВЕСЕННЯЯ РАСПРОДАЖА
На учете: поэты и птицы.Спят всю зиму, укутаны ватой.Лишь весной подымает ресницы,Пробуждаясь, последний глашатай.В марте спрос на мечту необъятен.Делят город по спискам на частиИ уже раздают с голубятенВ синих термосах песни и счастье.В полумраке земного гаража —Корабли, оснащенные раем…Люди, люди, у нас распродажа,Мы последние, мы вымираем.Насыщайтесь тоской поскорее,Разбирайте любовь по котомкам,Стройте замки-оранжереиНашим бледным бескрылым потомкам.Чтобы дети узнали от взрослых,Что потеряно некогда ими,Видя птиц, что уже безголосы,И поэтов — глухонемыми…Ставьте радиоусилительНа скворешни и на костелы,И пусть водят по скверу учительВ чинных парах воскресные школы.Пусть, ломая границы тиража,Разлетаются наши сонеты…Души, души, у нас распродажа,Мы последние птицы-поэты.