— Палок на всех не хватит, — сказал Костелло.

— Цивилизация, — настаивал Биддль, — цивилизация — это очень просто: достаточно иметь сердце. У вас есть сердце?

— Огрызок.

— Никакой у него не огрызок, — заметил дядя Нат, — не огрызок, а соловей.

— Не обращайте на него внимания, — сказал Тюльпан. — Ему всюду мерещатся соловьи.

— Вы умеете плакать? — спросил Биддль.

— Все мои слезы мертвы.

— То есть как — мертвы? Отчего?

— Слезы — дети достатка. У них слишком слабое здоровье. Им нужна крыша над головой, наваристый бульончик на обед, и тапочки, и грелка в кровать. Тогда они бывают прекрасны и пухлы, и довольно пустяка — зубной боли, любовной тоски, — чтобы заставить их покинуть гнездышко. Но дайте им две войны между отцом и сыном, разрушьте их дом, бросьте их в концлагерь — и они делаются вдруг мелкими и редкими и мрут как мухи.

— А ваши слезы — отчего они умерли?

— Одну убили в Испании, в Сопротивлении. Другую — в Греции: старую слезу-идеалистку. Несколько миллионов умерли в Польше: это все слезы евреев. Одну линчевали в Детройте, потому что у нее была негритянская кровь. Другие погибли под Сталинградом и в RAF[12], некоторых расстреляли с заложниками в Мон-Валерьен…[13] и вот теперь я совсем один, без единой слезинки, точно я не человек, а кусок сухого дерева.

— Ну вот, он опять начал, — забеспокоился Биддль. — Сначала был холстом Творца, потом голубем, веткой, следом, каплей росы. Потом стал огрызком, помнится, и соловьем. Теперь он кусок дерева. Чем он будет в следующий раз?

— В следующий раз, — сказал дядя Нат, — он станет камнем — камнем, который бросают в пропасть, чтобы узнать, глубока ли она.

— «Белый Махатма Гарлема», — прочел дядя Нат, триумфально потрясая «Гласом народа». — Клянусь силой, которая сделала меня негром, вы, патрон, теперь знамениты.

— На какой странице? — осведомился Тюльпан, слегка краснея.

— На шестой. Первые пять полностью посвящены реконструкции трущоб.

— Читайте.

— «Белый Махатма Гарлема, — с удовольствием начал дядя Нат. — Вот уже восемь дней молодой интеллигент, беженец из Европы г-н Тюльпан упрямо отказывается от любой пищи. Как заявил он одному из наших корреспондентов, „нынешнее состояние человечества вызывает ужас и отвращение у каждого, кто достоин звания человека. Мы только что одержали победу в войне, угрожавшей цивилизации, а над руинами наших городов уже витает тень нового крестового похода в защиту цивилизации. Однако цивилизация, которая за две тысячи лет своего существования не научилась истреблять насилие в зародыше, не заслуживает ничего, кроме насильственной смерти. Пришли трагические времена. Необходимы немедленные действия. Малейшее промедление будет гибельно. И потому я объявляю голодовку в знак протеста против цивилизации и требую ее немедленного уничтожения и замены чем-то другим. Да, но чем? Все предложения будут приняты, не медлите — пишите мне. Долой Соединенные Штаты Америки! Да здравствуют Соединенные Штаты Мира! Гарри Трумэна в президенты!“».

— Как?

— «Гарри Трумэна в президенты». Так и написано. Не изводите себя.

— Не буду.

Тюльпан задумчиво посыпал голову пеплом. После обеда восторженная статья, появившаяся в «Бунд», приветствовала, как в ней говорилось, «этот первый знак нового времени». «Мы — свидетели возрождения индивидуума, — с энтузиазмом провозгласил этот печатный орган. — Не будем же равнодушны к величию. Пример благородного юноши, высоко и решительно поднявшего знамя борьбы за истинно демократическое общество, за мир, лучший и справедливый…»

— Хорошо сказано, — одобрил Тюльпан, жуя гамбургер.

— Не перебивайте меня! «..лучший и справедливый, имеет особое значение для нас, цветных граждан Америки. Слишком долго страдали мы под бичом расистов, чтобы медлить с ответом на этот волнующий призыв. Мы легко могли бы сказать, что и без того достаточно заняты судьбой наших чернокожих братьев и гонениями — экономическими, моральными и социальными, — которым их постоянно подвергают. Но такое заявление было бы недостойно американских негров. Мы не допускаем никакого изоляционизма убеждений и объявляем подписку, чтобы предоставить все необходимые средства Постящемуся Европейцу и его великому гуманистическому движению „Молитва за Победителей“». Вы нашли хорошее имя для своего дела, патрон, — одобрил дядя Нат.

— Ничего я не находил, — проворчал Тюльпан. — Это они нашли. Оно само оказалось у них на устах, как улыбка.

Тут же «Глас народа» откликнулся передовицей, которая и привлекла наконец внимание цивилизованной общественности к Белому Махатме Гарлема. Издание доводило до сведения читателей, что, дабы ответить на призыв Постящегося Европейца, редакция газеты, которая всегда в первых рядах, если речь идет о добром деле, открывает подписку в пользу движения «Молитва за Победителей», «само название которого, — говорилось в заключение, — залог справедливости, сострадания и солидарности человеческой. Редакция: 30 долларов». Следом несколько частных пожертвований: «Флапс: один доллар. Плуто: пятьдесят центов и ни центом больше».

— Клюют, — заметил дядя Нат, приступая вместе с Тюльпаном к скромной трапезе: неизвестный поклонник прислал им из деревни дикого фазана. — Они клюют!

Они клюнули. В Гарлеме немедленно заявили о себе еще несколько постящихся. Все причисляли себя к Тюльпану и называли его Свами[14]. Самое солидное негритянское издание «America first», которое всегда призывало к объединению всех американцев независимо от расы перед лицом поднявшегося европейского варварства, сначала, чтобы наверстать упущенное время, откликнулось презрительной заметкой «Афера голодающего». Оно опубликовало длинную передовицу, озаглавленную «Новая форма европейского саботажа». Тюльпана там выставили социалистом и членом пятой колонны. «Если в Америке увеличится число голодающих, — писала газета, — система потребления будет разрушена. Наше производство упадет до нуля, поскольку рабочие, которые не едят, будут неспособны работать. Мы скатайся в бездну». И газета закончила требованием немедленно арестовать Махатму и всех его сообщников.

— Они выставят меня подыхать в Европу! — ужаснулся Тюльпан.

Утром новость о «Голодном крестовом походе, начатом молодым беглецом из Бухенвальда», появилась во всех газетах Гарлема, и ее тут же перепечатали основные издания Нью-Йорка. А на следующий день «Глас народа», совершенно ошалев от мысли, что делает scoop[15], опубликовал на первой полосе под заголовком «Белый Махатма Гарлема» фото Тюльпана в простыне и с прялкой. «Мы присутствуем при уникальном явлении нового сознания, — писал Флапс, — историческом моменте, когда сумма совершенных обществом преступлений внезапно легла невыносимым грузом на плечи индивида и пробудила в нем душераздирающее чувство его личной ответственности…»

— Лени.

— Патрон?

— Скоро у нас будет машина, радио, холодильник. Мы будем счастливы.

— Да, патрон.

— Мы уедем отсюда.