— Что ты подумал?

— Не знаю, бл*дь! Подумал, что нужно купить! Именно эти фьючерсы.

— Ты собака, Самойлов! Натуральная собака! Рыжая! Все понимаешь, а сказать не можешь! Ну, что, поздравляю тебя…

— А что голос такой похоронный?

— Ты, падла, гений! Без всякого образования… Интуит хренов. Я завидую.

— Правда?

— Нет. На самом деле, я за тебя очень рад, Глеб. Если это то, что тебе действительно нужно.

Откуда он знает — нужно ему это или нет? В материальном плане — безусловно. И так — адреналина он хапнул, когда в эту авантюру ввязался… Зато теперь… Увлекательное это дело, нервы щекочет. И получается ненадолго забыть…

— Глеб, здравствуй!

Его тошнит уже от одного звука ее голоса. Выдыхает шумно, пытаясь справиться с собой. В конце концов, в первую очередь, виноват он сам. Взрослый мужик, понимал, что делал. Но слышать ее не хочет!

— Что тебе нужно?

— Глеб… — Оксана растеряна. Тот эпизод был, конечно, весьма неприятен, но уж столько времени прошло, пора бы и забыть… — Ты сердишься на меня, что ли? До сих пор? Из-за того?..

Он закрывает глаза. Кулаки сжать, разжать, несколько раз. Только бы не сорваться.

— Просто… скажи… что тебе нужно!

— Ну, знаешь ли! — не выдерживает она. — Хамить не надо! Что ты о себе возомнил? Сережка приезжает, собираемся встретиться группой, узким составом. Выпить, пообщаться. Не желаешь?

— Я твоим обществом сыт! По горло! Того раза хватило!

Бросает трубку. Почти сразу становится стыдно. Ну что он, в самом деле. Как ребенок. Разбил свою жизнь он самолично: мог все это тогда прекратить, сразу. А Оксана виновата лишь в том, что присутствовала при крушении его мечты. Но ему остро нужно кого-то еще ненавидеть. На его одного этой ненависти, жалости и презрения слишком много.

— Глеб Николаевич, за старшего в лавке остаешься. Я уезжаю. Симпозиум костоломов.

— Сергей Ильич, — привычно заныл Глеб, устраиваясь напротив стола заведующего отделением, — ну что сразу я? Вон Алексей Михайлович — он и старше, и опытней.

— Так! Объясни-ка мне, любезный! — Колесников-старший обошел стол и, подойдя к двери кабинета, щелкнул замком. Ничего хорошего такое начало разговора не сулило. — Ты у нас холостой? Холостой! Живешь с матерью, стало быть — накормлен, обстиран. Женской лаской не обделен, я не слепой. Куда тебе энергию девать, коню такому?

Глеб молчит, ошарашенный таким поворотом разговора. Потом собирается с мыслями и пытается снова высказать то, что пришло в голову.

— Ну, Алексей Михайлович во всей этой бюрократии всяко лучше меня разбирается…

— Может, и разбирается. Но не он же будущий заведующий травматологическим отделением.

Смысл сказанного до Глеба доходит не сразу. А потом — поток бессвязного:

— В смысле? Как? Когда? А кто?.. Я не понял…

— Все ты понял, — досадливо морщится Сергей Ильич, — не включай дурачка, все равно не верю.

— Я, правда, не понимаю…

— Глеб, то, что я тебе сейчас скажу, должно остаться между нами. Что-то потом станет известным само собой, а об остальном, надеюсь, ты не станешь распространяться. Верю в твою порядочность.

Самойлов медленно кивает в ответ. Ему категорически не нравится тон заведующего и общее направление беседы.

— У меня диагностировали деформирующий артроз кистей, — неожиданно, как обухом по голове. — Как сам понимаешь, оперировать мне с таким диагнозом нельзя. Да я и не могу уже. Не хочу рисковать. Сам, наверное, заметил, что я в операционной уже несколько месяцев не появляюсь.

Глеб мычит что-то неразборчиво. Занятый своими внебольничными делами, он как-то упустил из виду все, что не касалось его непосредственной работы в отделении. А ведь правда… Раньше он регулярно ассистировал старшему Колесникову — у него стоило учиться, хирург-травматолог от Бога.

Собирается наконец-то с мыслями.

— А это точно деформирующий артроз? Может, ревматоидный артрит?

— Не учи батьку детей делать! — рявкает заведующий. — Мне диагноз поставили специалисты в этом деле, не чета тебе!

— Извините…

— Да, ладно, ты тоже… извини меня. Я… Впрочем, не о том сейчас речь. Работать заведующим травм. отделением, не будучи при этом оперирующим хирургом — это не по мне. Неправильно. И… так тут обстоятельства сложились… Кадровые перестановки там наверху, слышал, наверное?

— Слышал.

— В общем, ухожу на административную работу. Мне предложили должность зам. главврача по лечебной части.

— Них**себе!! — непроизвольно вырывается у Глеба. Такое развитие событий в отделении не предполагал никто. Все были твердо уверены, что только-только отметивший пятидесятилетие талантливый врач и хороший организатор Сергей Ильич Колесников просуществует в должности заведующего отделением еще с десяток лет. Зачем что-то менять? От добра добра не ищут. И вот вам, пожалуйста…

— Самойлов, за базаром следи, — не зло осаживает Глеба заведующий.

— Извините, — в который раз повторяет тот.

— Так что, возвращаясь к нашим баранам — учись принимать дела.

— Да почему я?! — уже взвыл Глеб.

— Я так решил.

— А Алексей Михайлович?..

— Да что ты заладил — Алексей Михайлович, Алексей Михайлович… Он человек… консервативный… и медленно думающий… При нем тут болото будет.

— А при мне — фейерверк!

— Так, Самойлов, не вынуждай меня начинать петь тебе хвалебные оды!

— Я не…

— Глеб Николаевич! Ты врач хороший, сам же тебя всему учил. И человек ответственный. В голове у тебя порядок. А самое главное, знаешь, что?

— Что? — мрачно переспрашивает Глеб.

— Человек ты неравнодушный. За дело болеешь.

— Вот так всегда… Ни одно благое дело не должно остаться безнаказанным.

— Не ной! Раз до сих пор не ушел, значит, не можешь по-другому.

Глеб вздыхает. Колесников знает его как облупленного, не обманешь.

— Не могу.

— В таком разе, прекрати ломаться, как девственница на первом свидании.

— А Макс? — с угасающей надеждой спрашивает Глеб.

— Не смеши меня, — морщится Колесников. — Если он мой сын, это еще не значит… Парень он толковый, но ветер еще в голове.

— А у меня, значит, нету ветра в голове?

— Так, все хвалить тебя больше ну буду. Надоело. Давай уже, Глеб, принимай по-мужски то, что тебе положено.

— А и вправду — не положить ли на это все?..

— Глеб! Не зли меня! Я на тебя рассчитываю. Ты ж не всерьез?

Вздыхает.