Меня не разоружили!

— Вы нанесли огромный урон моим планам, мистер Кэрригэн, когда застрелили моего сподвижника Остера. Доктор Остер был обладателем диплома Гейдельбергского университета, а также одной незначительной ученой степени в Лондоне. Следовательно, его квалификация была весьма невысока, однако он приносил нам пользу. Поскольку у вас довольно хорошо развиты способности к наблюдению, вы, несомненно, заметили, что его кожа отличалась необычной пигментацией.

Этот невыносимый взгляд исключал всякую возможность отрицания. Я ответил:

— Он был желтый, как лимон.

Сжимая в руке кольт, я говорил себе: «Ты же не колебался, когда речь шла о негодяе рангом помельче. Чего же колебаться сейчас?»

— Совершенно верно. Это объяснялось природой экспериментов, которые он проводил под моим руководством. Будьте добры заглянуть в шкафчик, что справа от вас, только не переступайте красную линию, которую вы, возможно, уже заметили на полу.

Раньше я красной линии не видел, зато увидел ее сейчас: полоска в дюйм шириной тянулась от стены до стены сразу же за шкафчиком с анатомическими образцами и разделяла комнату на равные части. Я двинулся вперед. Это меня вполне устраивало: доктор Фу Манчи мог оказаться на таком расстоянии, с которого я вряд ли промахнулся бы.

— Руки негра, — продолжал он тихим свистящим голосом, — представляют особый интерес. Вы со мной согласны?

Борясь с тошнотой, которая грозила накатить снова, я посмотрел на эти ужасные куски плоти. Одна из рук была конвульсивно сжата, напряженная ладонь второй была растопырена, и я задался вопросом, как умер ее чернокожий обладатель. Я приблизился и увидел, что руки, собственно, не совсем черные, даже не коричневые, а скорее того глубокого пурпурного оттенка, который присущ некоторым разновидностям тюльпанов. Я смотрел на них будто зачарованный..

— Обратите внимание на белое предплечье. Оно принадлежало моряку-индусу. Яркую желтую руку, обозначенную буквой «G», подарил мне светловолосый баварский юноша…

Я полагаю, что именно это запоздалое осознание смысла его слов, неожиданно жуткое понимание того факта, что человеческие существа всех рас были принесены в жертву ради какого-то невообразимого научного опыта, и подтолкнули меня к действиям: повернувшись к доктору Фу Манчи, я выхватил из кармана кольт, тщательно прицелился и выстрелил — не в голову, но в сердце, а чтобы быть вполне уверенным в том, что избавлю мир от чудовища, я выстрелил дважды.

Доктор Фу Манчи улыбнулся! Улыбнулся, обнажив ряд мелких, ровных, желтых зубов. Казалось, надо мной смеется мумия человека, жившего на заре юного мира. Он заговорил, но его слова доносились до меня будто из какого-то туннеля.

— Это были боевые патроны — их не заменили на холостые. Мне хотелось, чтобы вы попытались включить в собрание своих трофеев и меня, но я заметил, что вы целились мне в грудь. Сила, мистер Кэрригэн, живет в мозгу, а не в сердце. Древние египтяне знали…

Но я уже отвернулся. Я швырнул кольт на кушетку и опустился рядом с ним. Я стал свидетелем чуда, и оно потрясло меня до глубины души. Теперь оставалось найти ответ только на один вопрос: каким образом я буду умерщвлен?

Странная, не поддающаяся определению вибрация, которую я ощутил в миг его появления, неожиданно прекратилась, когда голос доктора Фу Манчи снова прорвался сквозь покрывало оцепенения, окутавшее мой мозг.

— Чувство повышенного черепно-мозгового давления, несомненно, исчезло? Вы ощущаете покой и тишину. Объяснение этому простое. Будьте любезны оставить свой пистолет там, где он лежит, и сесть вот на этот стул. Тогда мы сможем перейти к сути нашей беседы.

Я встал и повернулся к нему лицом. Глаза его покрылись поволокой, взор стал задумчивым; в зрачках больше не было того изумрудного блеска, который внушал мне чувство тревоги. Рука доктора, протянутая над столом, указывала когтистыми пальцами на металлический стул.

Будто побитая дворняга, я двинулся вперед и остановился у красной черты.

— Можете смело пересечь ее.

Я пересек линию и опустился на стул напротив доктора Фу Манчи. Если не считать шипения горелки, в комнате было тихо. Доктор подпер подбородок тощей, как мосол, рукой; сидя рядом с ним, я чувствовал оторопь, будто находился в обществе покойника.

— Вы замечаете, мистер Кэрригэн, здесь я применяю те же примитивные методы, которые дали Парацельсу отменные результаты и посредством которых Ван Гельмонт проводил свои трансмутации. Но прежде чем мы перейдем к теме моих теперешних экспериментов, представляющих для вас некоторый личный интерес, — при этих словах у меня похолодело сердце, — мне хочется объяснить, почему ваши пули не долетели до меня.

Я стиснул зубы.

— Когда вы были очень молоды, умер доктор Свен Эриксен, и в газетах было полно сообщений о луче Эриксена, который этот выдающийся физик так и не усовершенствовал. Официально объявленный мертвым, он с тех пор завершил свои исследования — с небольшой помощью с моей стороны.

Это заявление вызвало жуткие воспоминания, но я промолчал.

— Этот так называемый «луч» — по сути дела звуковая волна, или аккорд. Эриксен обнаружил, что определенное сочетание неизмеримо высоких нот, не воспринимаемых человеческим ухом, может разложить едва ли не любое вещество на его начальные составляющие. Это была чисто физическая проблема, проблема расстройства гармонического равновесия. Пояс, или занавес, из этих звуковых волн можно перебросить через комнату, просто нажав кнопку. Но продолжительное воздействие этих вибраций в высшей степени вредно. Вот почему я и отключил аппарат.

Я быстро поднял и опустил глаза. Доктор Фу Манчи наблюдал за мной, и, даже когда его зрачки были подернуты дымкой задумчивости, я не мог вынести их пристального взгляда.

— Ваши пули все еще существуют, только не как свинец и никель, а как составляющие их частицы. Они дезинтегрированы. Важность этого открытия трудно преувеличить. Мне известна только одна субстанция, способная проникнуть в зону, защищенную аккордами Эриксена…

Раздалось едва слышное гудение, и все лампочки погасли!

Первым делом мне, естественно, пришло в голову, что доктор Фу Манчи подал какой-то тайный знак, приказывая разделаться со мной в темноте. Горелка, шипевшая под ретортой, и ее жуткое содержимое перестали кипеть и клокотать. Я вскочил на ноги. Из непроницаемой мглы донесся властный гортанный голос:

— Пожалуйста, оставайтесь на месте. Благодаря некоторым мерам, принятым на скорую руку, электроснабжение лаборатории осуществляется от распределительного щита, и его отключили. Это означает воздушную тревогу, мистер Кэрригэн, но вы можете не волноваться.

Воздушная тревога? Так, значит, страшная мысль о том, что я был без сознания слишком долго и что эта тайная лаборатория, возможно, находится далеко от Англии, не должна больше занимать мой разум. Но я сел и сказал — так храбро, как прежде никогда не решался высказываться в присутствии доктора Фу Манчи:

— Похоже, вы опасно больны.

А призрачный голос ответил мне:

— Я доконал себя. Наука — моя госпожа, и я служу ей слишком усердно. Вы, возможно, заметили потушенную сейчас небольшую фиолетовую лампу. Состояние, в котором вы меня застали, объясняется моими экспериментами с этой лампой. Зеленый халат, что я ношу, обеспечивает некоторую защиту, но я не могу найти формулу для усиления иммунных структур человека, с тем чтобы полностью устранить ее вредоносное воздействие. У доктора Остера, моего ассистента в этих исследованиях, развилась непрозрачность хрусталиков глаз, сопровождаемая заметными пигментными изменениями; и хотя (подтверждением чему служат образцы, которые вы осмотрели) расовые типы реагируют по-разному, ни один не может выдержать этого излучения, не приобретя хронической патологии. Но вы все еще стоите…