критическим.

Он быстро позавтракал, но не осмелился помыть посуду. Почти тринадцать часов; пора разузнать новости. Он включил телевизор в гостиной, снял сапоги, за которые ему было стыдно. Диван был мягкий, как свежий газон. Почти сразу появилось изображение… Биафра… Вьетнам… наконец, обычные новости… в Европе дождливая погода… в Северном море затонул сухогруз… сила ветра в ста шестидесяти километрах, на верху Эйфелевой башни… Он, взволнованный, напряженный, как актер перед выходом на сцену, ждал. И вот вдруг настала его очередь… «Из Нанта сообщили о самоубийстве известного посредника, Жоржа Севра. Он покончил жизнь выстрелом из ружья в голову. По первоначальной версии, причиной трагедии могли явиться серьезные финансовые затруднения…» И все. Дальше — обзор дорожных происшествий. Севр выключил телевизор. Это все, но это значит, что версия о его смерти принята. Если б были сомнения, утверждение не звучало бы так уверено, ведь, в конце концов, полиция ведет расследование уже со вчерашнего вечера. У них было время подумать. Значит, для Мари-Лор самое трудное позади. Севр лег на диван, закурил еще одну сигарету. Теперь он согласен отдохнуть. Он был доволен, что среди паники сумел обратить положение в свою пользу. Если уж ему удалось так разыграть сцену, что даже полиция поверила, то наверняка у него хватит сил выполнить свой план устройства за границей.

Глаза закрывались. Однако, спать он не хотел. Ему еще необходимо было поразмыслить, обдумать множество вещей… Впервые за очень долгий промежуток времени он был наедине сам с собой, и ему показалось очень важным выяснить такие трудные истины, какие?.. Ну например, отношения с Мари-Лор… Он распоряжается ею, как счетом в банке. Но речь, конечно, не об этом. Речь — он все время к этому возвращается — об этом внезапном стремлении исчезнуть. Он воспользовался случаем, не размышляя, как злоумышленник, старающийся обмануть преследователей. Он ни разу не сделал ничего плохого. Он был хорошим сыном, хорошим братом, хорошим мужем. Безупречным. Внимательным по всем своим обязанностям. Аккуратным, возможно, даже слабовольным особенно с Денизой… Неважно, что он все же поддался искушению. Он «увидел» себя на месте Мерибеля; ему захотелось оказаться на этом месте. Итак, незачем осуждать Мерибеля, смотреть на него свысока. Мерибель не устоял перед деньгами. Он сам тоже не устоял… Только неизвестно перед чем, и это тем более непонятно, что, сумев устроиться в другом месте, он возобновит, без сомнения, все то же ровное размеренное существование. А позади останется этот странный провал!.. Странно… Неясные картины сновидений следовали за словом. Он заснул. Сквозь глубокий сон он слышал свои собственные стоны. Хотелось пить. Поворачиваясь, он чуть не упал и с трудом очнулся; он еще раз вернул в мир незнакомца, который снова станет задавать свои вопросы…

Было начало восьмого. Он проспал весь вечер. Еще одна ночь и четыре дня… На столе тикал будильник… Ну уж нет! Хватит вопросов! С вопросами покончено! Он налил в ванну воды и с каким-то забытым наслаждением погрузился в воду. Если бы рядом был врач, он бы конечно объяснил, что он пережил нервное потрясение, и что в таких случаях самое странное поведение — обычная вещь. Незачем и доискиваться дальше. Он расслабился, лениво слушая шелест дождя.

Обогреватель нагрел комнату. В общем, проблема жилища решена. Это уединение не так уж неприятно, пусть и похоже чем-то на заточение. Раньше Дениза возила его в монастырь Св. Анны в Анжере. Изредка ее охватывали религиозные чувства и тогда она удалялась в какое-либо из таких заведений. Потом со своими подругами она сравнивала достоинства монахов, келий, служб. Он — ужасно скучал. Тогда как теперь в этой пустой квартире, без крыши над головой, без друзей, без документов, почти без еды, он чувствовал себя спокойно, вручив свою судьбу в чужие руки.

Он долго вытирался. Если бы у него было чистое белье, он испытал бы хоть миг истинного блаженства. Завтра устроит стирку. Прежде чем открыть банку с крабами, он снова включил телевизор, чтобы не пропустить сигнала точного времени; потом, в кухне, поужинал. Из гостиной слышались голоса и музыка. К нему возвращались забытые воспоминания. Когда Дениза была еще жива, он часто не выключал телевизор, садясь напротив нее за стол в столовой. У него вечно не хватало времени на газеты, и он довольствовался тем, что слушал новости, пока она говорила. «Ты меня слушаешь?» «Да, конечно… Ты пригласила мадам Лувель к чаю». Он не любил эти чаи, где говорилось ни о чем кроме политики. Он представил, что она сейчас сидит напротив и так же ест крабов на кухонном столе: это было настолько неправдоподобно, что он мысленно попросил у нее прощения. Сейчас он делает все то, что она осудила бы. Он никогда не пришел бы в гостиную с чашкой в руке под тем предлогом, что сейчас начнутся новости. Он никогда не вытер бы рот носовым платком… Общий рынок… Подумаешь!.. Это его больше не интересует. Но он же верил в это… Ядерное разоружение… Все это происходит в другом измерении… Учения в саду Дома Инвалидов… Он чуть не улыбнулся. Дениза столько интриг, чтобы ему дали какую-нибудь награду… Программа подошла к разделу происшествий. Он поставил чашку на подлокотник дивана. Снова про шторм… В Морбиане снесло несколько крыш. Пропал без вести катер, Мари-Элен из Коннарно… Так, так… А дальше?.. Вот и о нем… «Расследование по делу Севра продолжается. Наш корреспондент в Нанте передает…» На экране появилось изображение охотничьего домика. Дворик забит полицейскими машинами. «По предварительным данным, финансист после жестокой ссоры с зятем, Филиппом Мерибелем, выстрелил себе в голову из ружья. Филипп Мерибель исчез, но его машина, Шевроле Импала, найдена на стоянке у вокзала Сен-Назер…» Камера показала Шевроле, жандарма, стоящего заложив пальцы за форменный ремень, глядя прямо в объектив. Потом — снова домик под дождем, и вдруг, крупным планом лицо Мари-Лор; несчастное лицо в сером свете.

Мадам Мерибель не смогла сообщить следователю ничего ценного. Ее брат и муж ладили между собой. Их дело, несмотря на кризис, процветало… Комиссар Шантавуан отказался дать какие-либо пояснения. Самоубийство вызвало массу сожалений в местах, где живут друзья покойного. Появилась его фотография, и он против воли отпрянул от экрана. Он увидел себя мертвым, таким, как покажут миллионам людей завтрашние газеты. Эта фотография была сделана три года назад, когда заканчивалось строительство «Двери в Бесконечность». Он казался уверенным в себе, значительным. «Со времени смерти мадам Севр, преждевременно скончавшейся от неизлечимой болезни, финансист вел очень замкнутую жизнь. Этот траур мог бы частично оправдать драматический исход…» Начались спортивные новости. Севр выключил телевизор. На этот раз он победил. Он снова взял чашку и стоя доел краба, чувствуя какое-то недовольство. Нет, траур ничего не может оправдать. Если комиссару этого достаточно, что ж, тем лучше! Но он-то сам знает, что дело вовсе не в этом… Сначала, конечно, потеря была ужасной. И даже сейчас долго думать об этом невозможно. Однако…

Он вымыл чашку, стакан, щеткой смел со стола крошки. Что он будет делать весь вечер? Может, сходить взглянуть на этот киоск внизу, хоть пройтись немного. Он оделся, засунул фонарик в карман куртки и вышел.

Буря немного утихла. Он выглянул в сад, увидел, что дождь уже кончился и вышел на дорожку. Было темно, но небо время от времени светлело: Севр вспомнил, что теперь полнолуние. Ему сначала захотелось курить, но потом он раздумал.

Из города его никто не увидит. Ближайшие дома метрах в пятистах, за пустырем. Даже в темноте он легко представил себе распланированный участок, где уже размечены были улицы, стояли фонари, которые, может, никогда не зажгутся, щиты с большими буквами: Кабинет Севра. Ла Боль. Проспект Ласточек. Их наверняка опрокинуло ветром. Еще одно предзнаменование!

Пляж остался слева. Там вольно плескалось море, и его гул переполнял ночь. Никому им в голову не придет искать здесь. Севр медленно направился к агентству. Это самое агентство — истинное спасение, там все ключи, оставленные матушке Жосс. Дверь от ветра приоткрылась. Севр вошел, еще раз обшарил ящики стола и картотеку. Нашел три ключа на одном колечке с этикетками: Ворота. Задний двор. Гараж. Если что-то и осталось, то непременно в гараже. Но в котором? Под каждым блоком, в подвале, располагались стоянки, с боксами по бокам. За каждым углом справа сразу видны были наклонные дорожки спусков. Севр торопливо сбежал вниз. Его фонарь вспугнул тени, а шаги разбудили эхо. Он попытался открыть два ближайших бокса, но ключ не влез в скважины. Он прошел вдоль огромной стоянки, с удовольствием отметив, что стены и пол совершенно сухие. Четвертый бокс открылся сразу. Он весь был завален коробками, мешками, звенящими бутылочными ящиками. Настоящий продуктовый склад! Луч фонаря осветил коробки консервов, в некоторых местах банки раскатились по полу. Странно. Севр направил луч вверх, чтобы осмотреть бокс полностью. У него появилось такое чувство, будто продукты либо были свалены в кучу как попало, либо кто-то уже обшарил бокс. Но, очевидно, тут никого не было. Надо думать, владелец магазина поручил все убрать какому-нибудь безответственному служащему, а тот исполнил