футов, он упал и сломал шею.
Тысячи людей падают с шестнадцати футов и встают на ноги, обалдевшие, но без единой царапины. Другие ломают руки или ноги. Дядя Эдвард сломал шею и направился ко мне, который стоит дождливой ночью над его гробом в Такоме, Вашингтон, и которого уговаривают доказать свою любовь поцелуем в помаду на мертвых губах. Я вырвался и с ревом побежал по боковому проходу похоронного бюро.
Все уверены, что он упал с платформы из-за приступа головокружения, в котором виновата шрапнель, попавшая ему в голову из той японской бомбы.
У него просто закружилась голова, он упал и сломал себе шею.
Однажды, когда мне было примерно столько же лет, сколько дяде Эдварду, я написал стихотворение о его смерти. Оно называлось «1942», а дальше было так:
Все, что я только что написал, - легенда из нашей семейной истории. Факты и даты могли немного сдвинуться, ведь прошло столько времени, а факты и даты не стоят на месте. Их меняют провалы человеческой памяти и любовь к приукрашиванию, что так естественно для людей, но абсолютно точно одно.
Дядя Эдвард умер в двадцать шесть лет, косвенной причиной его смерти были японские люди, сбросившие на него бомбу, и ничто в этом мире, никакая власть, никакие молитвы никогда не смогут его вернуть.
Он мертв.
Он мертв навсегда.
Странное предисловие к книге стихов, в которых я выражаю глубокую любовь к японским людям, но это нужно было сделать, такова часть пути, приведшего меня к Японии и к этой книге.
Я продолжу описание мест, встретившихся мне по дороге, которая поздней весной 1976 привела меня в Японию и к этим стихам.
Всю войну я ненавидел японцев.
Я считал их дьяволами и недочеловеками, которых нужно уничтожить, чтобы в нашей цивилизации восторжествовала свобода и справедливость для всех. В газетных карикатурах японцев изображали обезьянами с торчащими зубами. Пропаганда питала детское воображение.
Играя в войну, я убил тысячи японских солдат. У меня есть короткий рассказ «Призраки детей Такомы», где я написал, как в шесть, семь, восемь, девять и десять лет моя жизнь была посвящена убийству японцев. У меня это очень хорошо получалось. Убивать их было одно удовольствие.
«За период Второй мировой войны я лично убил 352.892 неприятельских солдат, не ранив ни одного. Детям во время войны нужно гораздо меньше госпиталей, чем взрослым. Дети предпочитают смерть-без-пощады».
Я помню, как война, наконец, закончилась. Я был в кино и смотрел фильм с Денисом Морганом. Кажется, этот фильм прославлял подвиги иностранного легиона в пустыне, но я не уверен. Вдруг на экране появился лист желтой бумаги с напечатанными на нем словами о том, что только что Япония капитулировала перед Соединенными Штатами и Вторая Мировая война окончена.
Все, кто был в кинотеатре, стали кричать и смеяться от восторга. Мы выскочили на улицу, где уже вовсю гудели клаксонами машины. Стоял жаркий летний вечер. Началось столпотворение. Совершенно незнакомые люди обнимались и целовались друг с другом. Гудели клаксоны всех машин. Люди заполонили улицы. Движение остановилось. Целующиеся и смеющиеся люди роились, словно муравьи, вокруг гудящих машин, в которых сидели такие же ликующие люди.
Что еще мы могли делать?
Долгие годы войны подошли к концу.
С ними покончено. Они прошли.
Мы защитили себя и уничтожили недочеловеков, японских обезьян. Справедливость и права человека одержали победу над этими тварями, которым место не в городах, а в джунглях.
Мне было десять лет.
