Миллиарды детей и взрослых на всех пяти континентах помнят сказки про Золушку, Кота в сапогах, Спящую красавицу. Преодолевая века, расстояния, политические и языковые границы, они давно стали такой же неотъемлемой частью общечеловеческой культуры, как поэмы Гомера и Данте, драмы Шекспира или проза Достоевского. Однако мало кому известно, что эти и многие другие сказки, прочно связанные с именами Шарля Перро и братьев Гримм, являются переложениями из книги «Lo cunto de li cunti» («Сказка сказок»), вышедшей пятью томами в 1634–1636 годах в Неаполе. На ее титульном листе стояло имя автора: Джан Алессио Аббатутис, а в предисловии пояснялось, что книга написана кавалером Джамбаттиста Базиле, недавно умершим, издается заботами его сестры и посвящается покровителю покойного сиятельному Галеаццо Пинелли, герцогу Ачеренца.

Книга носит подзаголовок «Lo trattenemiento de peccerille», «Забава для малых ребят». Но уже с первой страницы читателю становится понятно, что детям этот текст давать не следует, а лучше, наоборот, запрятать его от них подальше… Шарль Перро и братья Гримм имели все основания существенно «подправить» тексты Базиле, чтобы сделать их пригодными для детей. Да и неаполитанские бабушки не по книге, а по памяти собственного детства, пересказывая внукам эти сказки, не повторяют их буквально. Книга, конечно, предназначена была для взрослых. Она встречает нас речью, пересыпанной уличными присловьями, отчаянной бранью, жаргоном казармы и игорного дома, сочными шутками на тему виселицы… Речь Базиле нередко заставляет вспомнить Рабле; но приемы Рабле используются отнюдь не по- раблезиански. Перед нами не опрокинутый в смешной абсурд, в карнавальное буйство мир «Гаргантюа и Пантагрюэля», где что угодно — даже трагическое — оборачивается игрой. У Базиле незамысловатые и, вероятно, древние, уходящие в глубокую архаику, фабулы сказок, главным двигателем которых является магическое чудо, вплетены в реальную жизнь его времени, всегда конкретную, осязаемую… Будучи зрителем сказочного действа, ты ни на минуту не забываешь, что остаешься в мире, каков он есть. В мире горя и зла, где всегда, однако, есть место для благородства, надежды и радости. Причем вся эта картина реальной жизни выстраивается как бы невзначай, из мелких деталей, сравнений, характеристик, обмолвок. При чтении сказок Базиле перед нами будто мелькают лица трактирных мальчишек, шулеров, служанок и блудниц с полотен Караваджо, лица крестьян и рыбаков, которые так любил писать Рибера, вспоминаются офорты Жака Калло с пляшущими горбунами и носатыми старухами, с его знаменитыми «деревьями повешенных»[1]…

Джамбаттиста Базиле родился в одном из предместий Неаполя около 1570 года (мнения расходятся в диапазоне от 1566-го до 1575-го). Фамилия Базиле, распространенная на юге Италии и поныне, — одна из весьма древних, греческого происхождения. Надо полагать, предки писателя жили здесь еще в те далекие- предалекие времена, когда Неаполь был греческим полисом, а сами земли Юга Италии назывались Великой Грецией[2]. Имена родителей Базиле до нас не дошли, о его детстве и юности мы вовсе ничего не знаем. Богатством семья, судя по всему, не отличалась, зато талантов и пассионарности ей было не занимать. У Джамбаттиста было семь братьев и сестер; брат Лелио стал музыкантом и композитором, а три сестры — известными певицами. В 1603 году Джамбаттиста поступил наемным солдатом в войско Венецианской республики. Судя по его более поздней карьере, Базиле был человеком практичным и цепким; вероятно, в Неаполе, находившемся тогда под испанским господством, попытки устроить свою жизнь ему не удавались, поэтому и пришлось искать доли на чужой стороне.

Около пяти лет Базиле служит в гарнизоне венецианской колонии на Крите, участвуя в обороне острова от турецких нападений. Здесь он посещает литературный клуб, носящий, в духе времени, название юмористическое — «Академия чудаков». Здесь появляются на свет его первые поэтические опыты. Находясь вдали от Неаполя, он, тем не менее, сочиняет стихи не только на итальянском, но и на неаполитанском языке, ведя на нем стихотворную переписку со своим другом, поэтом Джулио Чезаре Кортезе — одним из горячих ревнителей родного диалекта. Свои стихи — «Утихни, жестокая любовь», «Плач Девы у Креста» и немногие другие, пока несмелые и подражательные, — он называет «рожденными среди грохота оружия и солдатского пота». В 1608 году Базиле возвращается в Неаполь и обзаводится семьей. Начинается долгий период служения при дворах герцогов и князей юга Италии. Отныне и почти до самой смерти Базиле будет заниматься устройством театральных представлений, поэтических вечеров, концертов, маскарадов, совмещая это с секретарскими обязанностями. В то же время он попадает в гущу местной литературной и интеллектуальной жизни, войдя в так называемую «Академию бездельников», где дружески общались не только местные интеллектуалы (поэт Дж. Б. Марино, физик и алхимик Дж. Б. де ла Порта, писатель и историк Дж. Ч. Капаччо и ряд других), но и просвещенные испанские аристократы и чиновники; среди них — поэт Франсиско Кеведо, служивший секретарем у вице-короля.

В первой половине XVII века в Неаполе трудилась целая плеяда поэтов, драматургов, прозаиков, объединенных общим желанием сделать крупнейший город Италии ее литературным центром, подняв неаполитанский диалект до уровня полноценного и самостоятельного литературного языка, способного стать альтернативой тосканскому диалекту в общенациональном масштабе. Но после Данте развитие национальной книжности шло именно на тосканской основе. Итальянский читатель уже не первый век был привычен к тосканскому диалекту; многие поэты и писатели Юга — в их числе великий Торквато Тассо — давно писали на нем. Богатой и развитой литературе на неаполитанском диалекте так и не суждено было выйти за пределы вице-королевства. Не приобретя читателя «внешнего», она отчасти утратила и своего. Впрочем, волнующая и противоречивая история борьбы как за литературный неаполитанский язык, так в целом за культурную самобытность Юга, продолжается и поныне.

Надо отметить, что наиболее плодотворным для Базиле было сотрудничество не с собратьями- поэтами, а с родной сестрой Андреаной. Пока брат вел суровую жизнь солдата, младшая сестра, благодаря не только голосу и артистическому таланту, но и красоте, стала одной из знаменитейших певиц Италии. В течение десяти лет она состояла при дворе герцога Мантуи, одновременно имея множество почитателей и поклонников среди знатных персон и людей творчества. Помощь сестры имела для Джамбаттиста неоценимое значение. Благодаря ее протекции он смог впервые проявить себя в качестве постановщика и сценариста в придворном театре герцога Луиджи Карафа, одного из влиятельнейших неаполитанских нобилей. С ее же помощью стихотворные сборники Базиле не раз выходили в типографиях Мантуи. В свою очередь, поэт писал тексты многих мадригалов и арий, с которыми выступала Андреана, и сценарии для театральных постановок с ее участием. Наконец, в 1620 году Андреана помогла брату приблизиться к испанскому наместнику в Неаполе. К тому времени Базиле и сам занимал не самое низкое положение в местной иерархии — от лица князей Караччоло (еще одна знатная неаполитанская фамилия) он управлял округом Авеллино, но теперь получил и доступ к самой вершине Олимпа вице-королевства, занимавшего половину итальянских земель. О том, что режиссерские способности Базиле ценились весьма высоко, говорит хотя бы тот факт, что в 1630 году ему была поручена организация маскарадного спектакля «Гора Парнас» по случаю визита в Неаполь Марии Австрийской — сестры короля Испании Филиппа IV.

В последние годы жизни Базиле был связан дружбой с молодым герцогом Галеаццо Пинелли, не чуждым литературных увлечений. Заседания «Академии бездельников» устраивались теперь в городке Джульяно, находившемся во владении семьи Пинелли, во дворике францисканского монастыря. Есть основания считать, что перенести их сюда из Неаполя вынудил повышенный интерес инквизиции к некоторым сторонам деятельности и воззрений «бездельников». Почитая Базиле как одного из лучших поэтов юга Италии, герцог назначил его на должность управителя Джульяно. Это могло бы обеспечить Базиле безбедную старость, но 23 февраля 1632 года он умер во время жестокой эпидемии гриппа. В рукописях остались те произведения, которым суждено было составить его славу у потомства: поэтический цикл «Неаполитанские музы» и сборник из 50 сказок. Подготовку текстов к печати и другие хлопоты (поиск средств, контракты с типографами) взяла на себя Андреана, посмертно оказав брату, может быть, самую главную услугу.