– Зато на ужин… – Он сделал паузу и объявил торжественно: – Паприкаш из курицы!
– А-а! – радостно завопили мы.
– Елинек, – вдруг обратился он ко мне. – Вам надо со мной. Наверху ждут…
Я обрадовался. Почему-то подумалось, что там капитан Комочин.
Но в доме ждал меня не он. Бела-бачи. Вероятно, на моем лице отразилось разочарование, потому что он спросил:
– Что – не тот?
– Думал – Комочин, – признался я.
– И с ним увидишься.
– Сегодня?
– Нет. На днях. Или раньше.
– Где он?
– Там, где его и в помине нет, – отшутился Бела-бачи.
Это мне очень не понравилось. Почему он скрывает от меня, где Комочин? Про свои организационные дела он может не рассказывать – его дело. Но Комочин – мой товарищ, такой же советский офицер, как и я, и он не имеет права!..
Я не сказал ничего. В последний момент подумал, что, может быть, Комочин сам не хочет, чтобы я знал. Но почему? Почему?
– У вас все готово? – спросил Бела-бачи.
– Все.
– Сегодня вечером.
У меня дрогнуло сердце.
– Уже?
– Шандор сообщил, вечером будет поезд специального назначения. Есть полный смысл начать именно с него. Как раз сегодня с обеда Шандор заступает на дежурство – очень удобно.
– Но сначала надо выбрать место. Нельзя идти вслепую.
– Для этого я тебя и позвал. Вот погоны, шинель. Сапоги даст хозяин. Какой у тебя размер?
– Сороковой.
– Ничего, потопаешь и в сорок втором. Натолкай в носки бумаги побольше. Примерь!
Шинель оказалась впору. Бела-бачи приладил узкие шнурки погонов и подвел меня к большому, почти до самого пола, зеркалу.
– Ну, каков?
Напротив меня стоял щеголеватый венгерский лейтенант. Я поднял руку, словно желая убедиться, я это или не я. Лейтенант в зеркале повторил мое движение. На его лице появилось растерянно-удивленное выражение.
Я отвернулся. Чужая шинель с чужими погонами жгла плечи.
– Кого возьмешь с собой, чтобы веселее было?
– Можно Янчи.
– А не лучше ли девушку?
– Но где ее найти?
Он прищурил глаз мудро и весело:
– Она уже ждет тебя – не дождется.
На двери парикмахерской, за стеклом, самодельная табличка: «Закрыто». Я обошел домик, постучал. Шевельнулась занавеска, дверь отворилась. Передо мной стояла Аги.
– Ой, Шани, я так тебя ждала!
– Ждала? – Горячая волна залила мне лицо. – Ты ждала меня?
– Конечно! Бела-бачи сказал, что ты будешь в одиннадцать. А сейчас уже скоро двенадцать.
Я уставился на нее. Она рассмеялась.
– Заходи! Что стал, как соляной столб… Ого! Ты уже лейтенант? Вчера солдат, сегодня лейтенант? Пойдет так дальше – через неделю будешь генералом! Есть полный резон с тобой закрутить… Садись, я быстро!
В пальто, плотно облегавшем ее стройную фигуру, в модной шляпке-чалме Аги была очень красива. Она, улыбаясь, прижималась к моей руке. Мужчины оборачивались нам вслед.
– Куда пойдем, Шани?
– На станцию. А оттуда вдоль железнодорожных путей.
– О! – она заглянула мне в лицо, я ощутил мягкий нежный аромат духов. – Там ведь аллея.
– Ну и что?
– Знаешь, как ее называют? «Дорога влюбленных».
– Какая разница?
– Но ведь мы с тобой не влюбленные.
– Пусть себе думают.
– Хорошо, – согласилась она, деланно вздохнув. – Если так нужно для конспирации…
Коренастый круглолицый немецкий майор, блеснув золотом зубов, проводил Аги восхищенным взглядом. Она повернулась, улыбнулась ему кокетливо.
– Симпатичный немец, правда?
– Тебе все кажутся симпатичными, кому ты нравишься.
– А тебе я нравлюсь? – Она смеялась.
Мне вдруг стало жарко.
– Не нужно так сильно краситься.
– Правда?
Я бросил косой взгляд на ее нежные, четко очерченные губы.
– Тебе не идет.
– Но ведь я почти не крашу… Только чуть-чуть. Если тебе не нравится, я могу стереть совсем. Стереть?.. Куда ты так побежал, я не успеваю. Или ты хочешь удрать от меня?
Я молчал…
Мы прошли станцию, кишевшую военными. Потом свернули в прямую аллею. Железнодорожная линия шла рядом, отгороженная металлической оградой.
Временами рельсы исчезали за высокими холмами шлака, похожими на гигантские черные могилы. Пронзительно, точно от нестерпимой боли, вскрикивали паровозы.
– Это и есть «дорога влюбленных». – Шагов Аги не было слышно, песок делал их бесшумными.
Ограда перешла в сплошную гладкую стену из желтого кирпича, довольно высокую и утыканную сверху зацементированными бутылочными осколками. Неподходящее место!
– Ах да! – вроде бы вспомнив, неожиданно воскликнул я; получилось довольно фальшиво. – Спасибо тебе за привет.
Она удивленно посмотрела на меня:
– Какой привет?
– Черный передал.
Она фыркнула презрительно.
– Тоже мне нашелся передатчик! Нахал такой! Да я с ним и говорить не стала. Швырнула пакет и вытурила.
Черный наврал! Черный все наврал!
– Он что… Опять?.. – Я смотрел прямо перед собой.
– Что? – не поняла она. – А-а… Нет, на этот раз он был смирный, как ягненок. Но я их знаю! «Звездочка моя», «розочка моя», «сердечко мое», а потом начинают заламывать руки.
– Он не так уж виноват. У него страшная жизнь – ты не знаешь.
– А у меня какая жизнь – ты знаешь?
В голосе у нее прозвучала необычная горечь. Я сразу вспомнил гневную вспышку, тогда, в воротах. – «Гады! Все вы гады!»
– Ты ничего не говоришь.