поближе к Бела-бачи. Затем снова сел, напрягая спину.

Я смотрел на него, ничего не соображая, как на иллюзиониста в цирке. Лицо капитана Комочина было непроницаемым. Бела-бачи загадочно улыбался в усы, словно фокус с пистолетом ему уже был знаком.

– Ясно, – сказал он. – Вы сдаетесь мне в плен.

– Фигурально выражаясь, – подтвердил подполковник без тени улыбки. – Я хочу подчеркнуть, что вы не должны меня опасаться.

– Вы мне и с пистолетом не внушали решительно никаких опасений.

Подполковник словно не заметил иронии. Он повернул в нашу сторону свою крупную, с торчавшими по бокам остроконечными, как у рыси, ушами голову.

– Господин Дьярош, можно при господах говорить с вами о конфиденциальных вещах? – он скользнул взглядом по мне и Комочину.

– Я им полностью доверяю.

Подполковник едва заметно кивнул головой, подтверждая, что именно так он и думал.

– Я Мориц Ласло, начальник местного военного госпиталя. Сегодня ночью в три двадцать три у меня на операционном столе скончался лейтенант Лайош Печи.

Я посмотрел на Бела-бачи. На его скуластом плоском лице ничего нельзя было прочитать. Глазки притаились за полуопущенными веками.

– Примите мои искренние соболезнования, господин подполковник, – в голосе Бела-бачи звучала полагающаяся в подобных случаях доля сочувствия. – Сейчас, когда венгерская родина так нуждается в храбрых гонведах, потеря каждого из них особенно ощутима.

Подполковник нервно шевельнул плечом:

– Вы его знали.

– Печи… Печи… – Бела-бачи сдвинул брови, сосредоточенно припоминая. – Высокий такой, сутуловатый, с усиками?

– Господин Дьярош, вы его очень хорошо знали! – Подполковник начинал терять терпение и, забыв о военной выправке, обмяк, опустил плечи. – Хотите знать, от чего он умер? Немецкая пуля. Сегодня после полуночи в госпиталь ворвались немецкие патрули. Кого-то они искали. Лейтенант Печи как раз дежурил, остановил их в вестибюле, не пустил дальше. И… в область сердца. Ничего нельзя было сделать.

– Ай-яй! – покачал головой Бела-бачи. – Прискорбный случай! Такие недоразумения между союзниками в военное время…

– Господин Дьярош! – Подполковник резко повернулся на стуле; сидение затрещало. – Я о вас кое-что знаю, господин Дьярош. Как раз вчера у нас состоялся разговор с лейтенантом Печи. Если бы не эта нелепая смерть, он сегодня рассказал бы вам обо мне.

– Что именно? – У Бела-бачи был удивленный вид.

– Я не могу больше стоять в стороне, господин Дьярош. Вы должны мне помочь.

– Я? Старый больной человек?

Подполковник встал. Руки он держал странно и неудобно: согнутыми в локтях, перед собой, на весу.

– Вы мне не верите?

– В наше бурное время люди верят только богу. Да и то далеко не все.

– Даю вам слово офицера венгерской королевской армии… – напыщенно начал подполковник.

Но Бела-бачи перебил его, откровенно усмехаясь:

– О, да! Венгерская королевская армия! Звучит очень убедительно. Особенно теперь, когда венгерской королевской армией командует Салаши.

– Именно поэтому! – вскричал подполковник. – Именно потому, что я патриот, я не желаю больше участвовать в грязной игре! Хватит с меня «вождя нации» с накрашенными губами и подведенными глазами! Хватит с меня немцев с их презрением к нам, дикарям, «недочеловекам». Хватит!

Хорошо, что в кухне не было окон – его могли услышать на улице.

– Громко сказано! – С лица Бела-бачи не сходила усмешка. – Вообще мы, венгры, мастера громких фраз. Нация прирожденных ораторов! Послушайте только, как говорят крестьяне во время своих пирушек. Какие слова! Какие мысли! Это же фонтан красноречия. И кто? Какой-нибудь простой мадьяр Мишка, который и расписаться-то как следует не умеет. А уж когда заговорит интеллигент – о-о!

Как ни странно, подполковник, который после таких слов, казалось бы, должен был разозлиться, вдруг ни с того, ни с сего успокоился. Сел, вытащил носовой платок, высморкался громко.

– Хорошо. Вы имеете основания мне не доверять, – сказал он совсем мирно, словно не было никакой вспышки минуту назад. – Но допустите на время, что все сказанное мною чистая правда, что я действительно хочу выскочить из всей этой грязи. Как бы вы тогда на моем месте поступили?

– Что вам сказать?.. Люди находят способы. Многие сейчас дезертируют. Или переходят на ту сторону.

– Нет, – покачал головой подполковник.

Бела-бачи развел руками: тогда, дескать, не знаю.

– Оставаясь начальником госпиталя, я мог бы принести больше пользы.

– Кому?

– У меня оружие, – подполковник пропустил мимо ушей язвительный вопрос, – медикаменты, бумаги. Неужели они вам не нужны?

– А вы дорого просите? – осведомился Бела-бачи с убийственной вежливостью.

– Я вижу, что вы просто хотите от меня отделаться. – Подполковник встал, начал натягивать перчатки на руки. – Прошу прощения за беспокойство.

Он выглядел жалко, хотя и пытался держаться с достоинством. Одну перчатку надел, другая никак не хотела налезать. Тогда он сорвал ее с пальцев, сунул в карман и пошел к двери. С макушки на нас глянула круглая, как блюдце, лысина.

– Господин подполковник!

Он стремительно обернулся. Глаза за стеклами пенсне выражали напряженное ожидание.

– Вы забыли.

В руке Бела-бачи матово поблескивал металл.

– Благодарю покорно! – Подполковник рывком выхватил пистолет. – Вероятно, мне ничего другого не остается, как пустить себе пулю в лоб.

– Вот правильно! – одобрил Бела-бачи. – Что в котел положили, то и выхлебывайте.

– Я ничего в котел не клал! – Подполковник совал пистолет в кобуру и никак не мог засунуть. – Нет, это неслыханно! Неслыханно! Почему вы мне не верите? Я, когда шел сюда, был готов к чему угодно, только не к этому. Неужели вы думаете, меня подослали? Так что же вы не бежите? Спешите, пока не поздно! За углом целый батальон жандармов и два кавалерийских эскадрона!

Бела-бачи усмехнулся:

– Что-то многовато на одного бедного старого венгра… Ну, хорошо, положим, я вам поверил. Положим, я вам с самого начала поверил. Что вы тогда еще скажете.

Подполковник явно обрадовался. Справился, наконец, с пистолетом, снова сел и скупо, немногословно, очевидно, обдумав все заранее, перечислил, чем мог бы помочь комитету борьбы.

Оказалось, не так уж мало.

В последнее время в госпиталь поступило много раненых танкистов, некоторые из них были с пистолетами. На складе госпиталя скопилось уже до тридцати штук, причем по документам числилось всего шесть.

Припрятал подполковник и ящик гранат, попавший в госпиталь неведомыми путями войны. Гранаты, правда, неважные, немецкие, с длинной деревянной ручкой, очень неудобные для партизанской борьбы в городских условиях – но все-таки гранаты. У нас в отряде на них надевали самодельные металлические кожухи и использовали для ночных налетов.

– Вот бы еще автоматы. Эх! – Бела-бачи почесал затылок.- Вы католик?.. За автоматы мы бы вас в святые произвели.

– Автоматов нет. – Блестящие лакированные сапоги виновато скрипнули. – Если только штуки три- четыре.