кухню. Мечта жизни! Ты понимаешь, Паша, как ты мелок? Как тебя в дело брать, если ты даже мечтать толком не умеешь?

— Ты, Сашуля, по-моему, забываешься. Имей в виду, если я не в доле, то никому ничего передавать не буду.

— Паша, Пашуля, Пашуха, как тебя твои беспредельщики зовут. я уже устал тебе повторять, что ты дурак! Думаешь, я сам не найду Хлястика, не говоря уже о Коржике?

Паша был потрясён:

— Откуда ты знаешь эти имена?

— Не имена, а кликухи, Паша! Их настоящие имена даже ты не знаешь, а я знаю!

Я не стал выдавать двух неудачников из кибуца, залетевших на бракованных зонтиках, и перевёл стрелки на знакомого — бывшего кагэбиста в России:

— Пашуха, там, в России, про них всё известно! Это ты не знаешь, чем они на самом деле занимаются. Короче, выдашь гонорар, я тебя в долю возьму на своей стороне, поскольку им ты точняк не нужен. А вот эту визитку передай Хлястику и скажи, что говорить буду только с ним, даже не с Коржиком. Он все завязки знает. Завтра в этом кафе. Видишь адрес на визитке? Там тихо, спокойно… У меня там в прошлый мой приезд чудное свидание любовное было! — приврал я для убедительности, почему выбрал именно это кафе. — По секрету, Пашуня, скажу, поскольку ты не гей, что там даже на втором этаже комнаты для свиданий есть! Так что давай, не жмись, готовь гонорар!

Мой успех на концертах усиливался с каждым днём. Адреналин продолжал работать, как будто топливо подбрасывали в творческую печку. Тем не менее после концерта я твёрдо решил никуда не заезжать, ни в один бар, ни в один ресторан. Завтра тяжелейший день — мне предстояло сыграть свою лучшую роль. И не перед камерой, а в жизни. Довести отморозков до беспредела и при этом остаться в живых.

С твёрдым намерением раньше лечь спать я поехал в гостиницу.

Но проблемы цепляются друг за друга, как головы гидры, — одну отсечёшь, две вырастут. Такого сюрприза, как в фойе гостиницы, я точно не ожидал. Изящно закинув ножку на ножку, на самом виду, в «лобби» сидела. Вика! Она была ещё прелестней, чем позавчера. Её лицо, нет. как обычно, её лик светился счастьем! Увидев меня, она подбежала ко мне, уже привычным жестом обвила руками шею:

— Ты помнишь, что обещал? Если я стану женщиной, то ты мне не откажешь. Так вот. Поздравь меня — я стала женщиной!

— Боже мой! Ну ты даёшь!

Я даже не понял этой игры слов: «Ну ты даёшь!»:

— Как? Когда?

— Вчера вечером.

Она смотрела на меня такими счастливыми глазами, как будто случайно проезжавший мимо неё царевич на белом коне сделал ей предложение, причём в то время, когда она выносила из дому мусорное ведро.

— И кто же тебе так удружил?

— Один мой друг детства. Он очень верный друг. Всегда исполняет всё, что я прошу.

Миха, ты замечал, что у всех женщин в нужный момент появляется какой-нибудь загадочный друг детства?

Вика по-хозяйски взяла меня под руку:

— Ну что, пойдём к тебе, в твой люкс?

Меня мама в детстве учила терпению: завязывала шнурки на ботинках на множество узелков, а потом заставляла их развязывать. Как правило, предлагала это делать на ночь. Я потом очень крепко спал. Мало кто знает про такой хитрый метод успокоиться. Я представил себе, как я развязываю завязанные мамой шнурки, чтобы не взорваться:

— Погоди-погоди, Вика.

— Что значит — погоди? Ты же обещал!

— Во-первых, убери руку, на нас смотрят. Я женатый человек.

— Был!

— Ах, ты и это знаешь?

Конечно, я мог на час или на два завести её в свой номер, сделать то, что обещал, и таким образом избавиться от неё навсегда. Но меня что-то останавливало. Наверное, это называется интуицией, или, по- нашенски, — чуйкой. Да-да, я не раз уже замечал, чуйка — наш главный предохранитель. И горе тем, кто, как Паша, заглушил её погоней за бабками. Моя чуйка негодовала: «Не трогай её! Обожжёшься!» К тому же за мной действительно следили, я обязан был соблюдать осторожность во всём. Ещё неизвестно, чем закончится завтрашний день. Успеют меня порешить беспредельщики, позволит это сделать им Машин босс, чтобы избавиться заодно и от российской звезды, позорящей его отчизну работой без разрешения? Мне надо было снова сбить Вику с её «программы» каким-нибудь вопросом-нежданкой типа как сегодня в ЕГЭ, выиграть время:

— Скажи, Вик, честно, тебе с одноклассником понравилось?

— Если честно, не очень. Он, в отличие от тебя, неопытный.

— Откуда ты знаешь, что я опытный?

— Ты же был женат! И потом в газетах писали, что у тебя было больше ста женщин!

— Вика, ты вправду веришь, что кто-то из журналистов считал? Вот так ходил за мной много лет и считал?

Моя чуйка продолжала возмущаться: «Ей 17 лет! А что, если это вообще подстава?..»

— Вика, послушай меня внимательно и не тереби за рукав. Стой спокойно и слушай. За нами сейчас следят. Понимаешь, следят! У меня здесь проблемы. Серьёзные! Меня, если хочешь знать, вообще убить могут!

— Да ну?! — В её голосе послышалось дополнительное ко мне уважение. — А ты не врёшь?

— Эх, если бы! Но дело даже не в этом. Да, я тебе обещал, что если ты станешь женщиной. Но ты забываешь вторую часть моего условия: чтобы тебе исполнилось 18 лет! Я в чужой стране, и закон никакой нарушать не буду! А может, ты вообще подстава?

— Я не подстава.

Вика, как и в прошлый раз, собралась заплакать, чувствуя, что её мечта о пятизвёздочном отеле и интимной связи со звездой на королевской кровати в очередной раз не сбудется.

— Ну хорошо не подстава. Согласен. Но давай так. Сейчас спустимся в бар, я возьму тебе две бутылочки вина, одну подаришь маме, одну разопьёшь с подругами.

— Как? Ты даже не пригласишь меня в свой номер?

— Ни за что!

— Ну почему же, почему? Ты же обещал? В конце концов ты мужик или нет?

У меня оставалось только одно средство — напугать её!

Для убедительности следующую фразу я проговорил ей на ухо, с интонацией подпольного революционера:

— Вика, у меня сейчас в номере соберётся местная мафия. Они хотят втянуть меня в одно очень опасное дело. Я, конечно, буду сопротивляться! Ты же понимаешь, я умею сопротивляться. Даю тебе слово, я им не уступлю! А вот что потом будет, одному богу известно. Они не просто мафиози — монстры! Не дай бог, тебя увидят. Знаешь, чем они занимаются? Торгуют девчонками такого возраста, как ты. В гаремы продают! Немедленно вали отсюда. Я даю тебе сто долларов, вот — купи себе какое-нибудь платье, всё-таки у тебя праздник.

— Какой? — Сто долларов её резко отрезвили.