телефоне номер гостиничной службы, и вдруг, через открытые ноги блондинки, мы услышали приглушенный голос: “Здрхфстхфхте, обсхфжхфние нхмхрофф”.
Я наклонился и продиктовал наш заказ в промежность девочки.
“Кххакххая кхомнхатха?”
“Комната два-два-семь”, ответил я.
Брюнетка начала смеяться. Внезапно, Винс в порыве вдохновения обернулся к ней. “Над чем это ты так смеёшься?”
Она прекратила смеяться и тупо уставилась на него. “Твоя мать знает, где ты?” спросил Винс.
“Нет”, сказала девочка.
“А ты не думаешь, что она беспокоится о тебе?”
“Может быть. Я не знаю”.
“Возможно, тебе следует позвонить ей”. До нас вдруг дошло, к чему он клонит. “Какой у неё номер?”
Она продиктовала номер Винсу, и он набрал его. Её мать ответила, и брюнетка склонилась над промежностью своей подруги. “Привет, мама. Я просто звоню, чтобы сказать, что я скоро буду дома. Я сейчас в «Черрис». Хорошо? Спасибо”.
Той ночью мы не просто потеряли уважение к этим девочкам, мы утратили уважение к самим себе.
Когда я возвратился в Лос-Анджелес, мне позвонила моя единокровная сестра Сэси и сказала, что моя мать подвинулась рассудком и находится теперь в психиатрической клинике в Сиэтле. Я не разговаривал со своей матерью с тех самых пор, как оставил её стоять на автобусной станции Грэйхаунд шесть лет назад и, хотя я все ещё был ожесточён и сердит, я чувствовал, что должен увидеть её снова, соединиться с какой-то частью моего прошлого прежде, чем потерять её навсегда. Так что я сел на самолёт до Сиэтла, опечаленный тем фактом, что наше воссоединение должно было произойти в психиатрической больнице. Когда я вошел, я едва узнал её. Эти шесть лет не пошли ей на пользу. Когда-то у неё было всё: красота, талант, остроумие. Но теперь она больше была похожа на Оззи, чем на мою мать. Я подошёл и коротко обнял её. Она уставилась на меня своими глазами, и первое, что слетело с её губ, было, “Ты написал песню обо мне?”
“Какую песню?” спросил я, озадаченный…
“«Красота, которая убивает»!”(«Looks That Kill»)
Я был сбит с толку: было так много всего, что я хотел ей сказать; того болезненного, что я хотел от неё услышать. Но это не было ни тем, ни другим. Я забрал её из клиники, посадил в такси и привёз в дом своей сестры. Мы едва ли обмолвились двумя словами за всё это время. Мы были слишком горды и упрямы, чтобы объясниться или попросить друг у друга прощения за что-нибудь. Пока мы сидели в гостиной, просвечивая друг друга отвратительными, злорадными взглядами, в то время как моя сестра стояла рядом, осуждая нас обоих, я вдруг вспомнил, из-за чего я уехал тогда. Я уже не принадлежал им. И поэтому я встал, вышел из дома и сел на первый же самолет до Лос-Анджелеса, чтобы вернуться к относительному здравомыслию моих наркодилеров.
На следующей неделе мы уехали в Англию, чтобы отыграть несколько дат в рамках фестиваля «Monsters of Rock» вместе с «Van Halen», «AC/DC», «Dio» и одно выступление с «Y&T». Ночью мы прибыли в Англию, я лежал на своей кровати в «Novotel» близ Ноттингема, когда вдруг услышал стук в окно ванной комнаты. Я не обратил внимания, полагая, что мне это почудилось. Но стук не прекращался. Наконец, я встал, чтобы посмотреть, что там такое, и обнаружил длинноногую, красивую блондинку, стоявшую на карнизе снаружи. Я открыл окно, и она оглядела меня с ног до головы. “Не возражаете, если я войду?” спросила она вежливо и как бы невзначай, будто она была приходским священником, зашедшим на чашку чая.
Она очень изящно ступила в ванную и спросила: “Не возражаете, если я сниму свои трусики?”
“Нет, валяй”, ответил я, захваченный врасплох.
Хоть я и пытался казаться безучастным, никогда в жизни я так не возбуждался. “Вот это, чёрт побери, круто!” думал я про себя. “Я — в Англии, на родине всех моих любимых групп — «Sweet», «Slade», Боуи, «Queen», «Sex Pistols» — а тут ещё и цыпочка, входящая через окно ванной, точно как в песне «Beatles»”.
Она сняла свои трусики так, что они остались висеть вокруг одной её ноги. Я сел на унитаз, а она села на меня. Держась одной рукой за вешалку для полотенец, а другой схватив мои волосы, она кончила. Она встала, натянула свои трусики и слегка поклонилась. “Большое спасибо”, произнесла она своим благородным акцентом. “Это была честь для меня”.
Затем она поднялась на подоконник, шагнула на карниз и исчезла. Я снял телефонную трубку и позвонил Мику, Томми и Винсу, чтобы рассказать им, что со мной только что произошло и как я люблю Англию.
Следующий день был началом мини-тура «Monsters of Rock». Когда мы путешествовали по Штатам с «Ratt», у нас появилась привычка кусать друг друга. Томми мог укусить Винса или охранника, он мог вонзить свои зубы в руку так, что прокусывал кожу. Всё это было любя, конечно, но было чертовски больно, если вас кусал кто-нибудь обдолбанный.
Я был настолько пьян и накокаинен на том первом выступлении, что подошёл к Эдди Ван Хэйлену и борцовским захватом повалил его на землю. Затем я запрокинул голову, задрал его майку и вонзил свои зубы в его голый живот. “Какого чёрта ты делаешь?” взревела его жена Валери Бертинелли (Valerie Bertinelli). “Кусать моего мужа? Ты, долбаный извращенец!”
Эдди встал, вытер пузо и прищурил свои косые глаза. Не могу сказать, был ли он в восторге или был оскорблен. Но прежде, чем у меня появилась возможность принести ему свои извинения, Винс, словно свирепый пёс, подскочил к нему и вцепился зубами ему в руку. Это бросило Валери в настоящую истерику: никто не имеет права кусать руку, которой Эдди Ван Хэйлен играет на гитаре.
Я, должно быть, укусил ещё и Ангуса Янга, потому что его брат Мальком подвалил ко мне в ярости. Я носил ботинки на платформах, и лицо Малькома находилось где-то на уровне моего живота. “Слыш, ты, ушлёпок!”, ревел он мне в пупок. “Ты укусил моего брата, сука! Но если ты, мать твою, укусишь меня, я откушу твой грёбаный нос, ты, собакоголовый педик”.
Думаю, я сказал что-то вроде “не нужна ли ему стремянка”, потому что прежде, чем я это понял, он набросился на меня, карабкаясь вверх по моей ноге и цепляясь за мое лицо, подобно сумасшедшему коту. Док МакГи оттащил его и, взяв за шкирку, вышвырнул его из раздевалки. Мы слышали его шипение и царапанье в дверь, пока Дуг рассказывал нам новости.
“Поздравляю”, сказал он. “После этого тура вы открываете «Iron Maiden»”.
“Чёрт, круто, теперь я не должен возвращаться домой”, сказал я, думая о моей полуночной посетительнице.
“Кстати”, продолжал уже Док, “Брюс Дикинсон хочет познакомиться с вами”. Брюс был новым вокалистом «Iron Maiden», и, хотя его заумный, галопирующий хэви-метал никогда не был моей любимой музыкой, он оставался для меня легендой.
Док вышел за дверь и, сдерживая правой рукой Малькома, подал знак Брюсу и девушке, которая была с ним. Они вошли в раздевалку: мое сердце упало мне в руки, а мои яйца сжались до размеров крошечных кулаков Малькома. Запинаясь, я попытался приветствовать их, но лишился дара речи. Это была она — девочка, которая проникла ко мне в окно прошлой ночью. И я не знал: была ли она женой Брюса Дикинсона, подругой, менеджером, личным помощником или кем-то ещё[34] .
Именно на «Monsters of Rock» и туре «Iron Maiden» началась скука. В Голливуде выступления были образом жизни. Но это не было то же самое, что и тур. Когда вы даёте местный концерт, то после этого
