научил его этому. И теперь мысль его работала четко, анализируя каждый факт в отдельности.

Он не нашел никаких следов борьбы. Допустим, он мог не заметить их в темноте, но после схватки песок вокруг наверняка был бы изрыт и истоптан.

Маури здесь раньше не бывал. Допустим, он мог и притвориться, но, судя по его действиям в пути, все для него ново и незнакомо. Может, Миранда что-то вспомнила? Или, может быть, она что-то скрывала? А может, она поняла что-то, чего прежде не понимала?

Надо ждать — кажется, ничего другого не остается. Но, подумав об этом, он сразу понял, что худшего места для ожидания не придумаешь. Если Алларды не схватили Мэта и других, они могут вернуться за ними — или за ним. А на белом песке каждый его шаг слишком заметен.

Брионн напился из родника, а потом быстро выбрался из этого мешка. Он обогнул скалы и стал подниматься на перевал.

Гребень горы был местами разрушен. Кое-где оползни сгладили склоны и сделали их более пологими, в других местах образовались осыпи. Свою вечную работу делали силы эрозии: ветер, жара, холод, снег, дождь, лед.

Наконец, возле самого гребня, под нависшими каменными глыбами он нашел место, чтобы схорониться от враждебных глаз и укрыться от ветра. Извиваясь, пробрался туда, и, свернувшись калачиком, чтобы согреться, уснул среди мха и камней.

А когда проснулся, уже светало.

Холодное хмурое утро под свинцовым небом застало его в страхе за Мэта и Миранду. Он присел под нависшей скалой, физически ощущая влагу туч, клубящихся вокруг высоких вершин.

Холодный промозглый воздух пронизывал насквозь… и что-то в этом воздухе настораживало. Он медленно вылез, как зверь из логова, озираясь по сторонам. И лишь когда удостоверился, что ничто ему не грозит, принялся искать следы.

Он не был подвержен вспышкам гнева, наоборот, гнев долго копился в нем, пока вдруг его не охватывала слепая ярость, которую он знал за собой и которую пытался обуздать. И теперь он заставлял себя остановиться и подышать глубоко, чтобы превозмочь поднимающееся в нем бешенство.

Главное сейчас — сохранить ясную голову, иначе все, конец. Спасти его может только одно — холодный рассудок. Он твердил это вновь и вновь.

Алларды, конечно, тоже ищут его. Двое из банды убиты, и Аллардам, наверное, уже известно, что их лошади, еда и снаряжение исчезли.

Брионн понял, чем ему не понравилось утро: надвигается буря. Теперь он знал, что у него два противника — Алларды, которых еще предстояло найти, и буря. Но может статься, что буря окажется союзником.

Мэт, Миранда… что случилось с ними — вот что важно. В эту минуту он совершенно забыл про Маури. Мэт и Миранда… они исчезли… и найти их, причем немедленно, — его долг.

Он взобрался на вершину и стал высматривать какие бы то ни было следы. Это занятие требовало собранности — спешить нельзя ни в коем случае. В скалах было несколько террас, куда они могли направиться, но сначала он ничего не заметил.

Он стоял одиноко, открытый всем ветрам, а вокруг клубились облака. Он осматривал осыпь, ее плоский скат с неровными краями, похожими на серые застывшие языки пламени. Это был другой мир. Для Брионна сейчас не существовало ни Парижа, ни Нью-Йорка, ни Вашингтона, ни Вирджинии. Это был первозданный мир, и у Джеймса было чувство, как будто он превратился в первобытного человека. У него забрали сына, единственного сына, и девушку… Кто она ему? Об этом он не задумывался. Неважно — она под его опекой и этого достаточно.

Здесь не место расшаркиваться, не место для условностей цивилизации. Он один, как первобытный человек, оказался лицом к лицу с изощренной жестокостью, жестокостью холодных убийц, убийц, одержимых тупой ненавистью ко всякому, кто разумнее и лучше их… Он долго и упорно лазил по склону. Если бы они спустились вниз, он бы услышал. Должно быть, они пошли вдоль по склону или вверх.

И наконец он наткнулся на следы. Но невозможно было выделить один какой-то след — это было плотное месиво следов: они переплетались и накладывались один на другой.

Он пошел по следу, сжимая в руке винтовку. Все чувства его были обострены. Клубились тучи; сгущающийся мрак скрывал его движения. Воздух был насыщен электричеством. Он ощутил его присутствие волосами, когда снял шляпу и провел по ним пятерней — как имел обыкновение делать в минуты напряженного раздумья.

Слева неясно чернела отвесная стена, а вниз — гора круто обрывалась до самой границы леса, и там он видел серый частокол сухостоя: одни деревья еще стояли, другие валялись в беспорядке, простирая ветви вверх, как будто ощупывая небеса, а стволы их напоминали застывшие тела после какого-то средневекового побоища. Может быть, они стали жертвой оползня, а может быть, их убила молния, ударившая в вершину, а затем зигзагом от вершины в скалу, оттуда в валуны и в лес…

Он смотрел вниз — и вдруг грохнул выстрел, пуля врезалась в камень рядом с ним, обжигая лицо осколками гранита. Он, перекатившись, припал к земле, как загнанный зверь, и в ту же секунду выпалил в сторону вспышки, которую едва успел разглядеть.

А потом он бросился вперед, вскинул винтовку и вновь выстрелил по бегущей фигуре. Человек упал. Но пуля в него не попала, — он просто оступился, поспешно вскочил на ноги и в ужасе оглянулся, как будто ожидая неминуемой пули между лопаток. Но Брионн опять промахнулся, и во второй раз обезумевший беглец растянулся среди камней. Затем он, отчаянно карабкаясь, кинулся в расщелину и скрылся из виду.

Брионн судорожно хватал ртом разреженный воздух. Наплывшая вдруг туча скрыла от него все вокруг, и он погрузился в промозглые объятия тумана.

А это было опасно, крайне опасно. Он мог выйти прямо на врага.

Прежде чем туман окончательно окутал все вокруг, Брионн заметил слева в теле скалы трещину, бросился туда и стал карабкаться по ней наверх, стараясь не шуметь. Каждый шаг вызывал у него сильную одышку. Легкие саднило от нехватки воздуха и, пройдя всего несколько футов, он вынужден был остановиться, прислониться к камням и передохнуть.

Они были где-то впереди него. Может, тот, в которого он стрелял, шел последним и немного отстал. И сколько их там?

С трудом вскарабкавшись на плоскую вершину скалы, он затаился, напряженно прислушиваясь. Тот, в кого он стрелял, явно шел в какое-то определенное место там, наверху. Значит ли это, что Алларды там? Если да, тогда они знают, что он рядом. И врасплох их не захватишь.

А, впрочем, почему? Вряд ли они предполагают, что кто-то нападет на них в одиночку. Скорее они ждут, что он теперь будет отлеживаться и попытается отстреливать их по одному… либо броситься за подмогой.

Но подмоги ждать неоткуда.

Отдышавшись, Брионн перезарядил винтовку. Потом встал и быстро, бесшумно пошел по плоской вершине скалы. Где-то впереди он услышал приглушенный звук, шорох, затем наступила тишина. Может, кто-то идет впереди в ту же сторону? Постояв минуту, он пошел дальше, держа винтовку наготове.

Уступ скалы, по которому он передвигался, был мокрым и скользким, но мокасины позволяли Брионну перемещаться по мокрой поверхности уверенно и почти бесшумно. Тяжелые тучи сгущались с каждой минутой. Теперь в любую сторону видно было лишь на несколько шагов.

Он испытывал жуткое и фантастическое чувство, чувство затерянности в каком-то незнакомом туманном мире. На каждом шагу подстерегали либо пропасть, либо враг. Пройдя несколько футов, Брионн остановился, прислушался… И опять услышал какие-то шорохи.

Кто-то двигался по этому же уступу.

Кто или что? Человек? Пума? Медведь-гризли? Встреча с любым из них сулила схватку, схватку не на жизнь, а на смерть.

Однако пума на такие высоты забредает нечасто, здесь лишь орлы летают среди одиноких вершин, а в скалах бродят только снежные бараны-толстороги. Здесь, если не считать редких бурь, царит безмолвие, лишь изредка нарушаемое шумом падающего камня, шуршанием осыпи и треском ледника.

Стало тихо. Тучи укутали гору намного ниже того места, где находился Брионн, и здесь царили