Нили Стюарт уже жалел о том, что мы остановились, и все поговаривал, что весной стоит двинуть дальше, в Калифорнию. Тома Крофта, неуверенного и сомневающегося во всем, убедить было легко, он всегда прислушивался к Нили, да и Мери была мужу под стать.

Даже Уэбб, который первым бросил колонну фургонов, поддержав Рут Макен в ее решении, толковал о том, чтобы снова пуститься в путь, как только холмы зазеленеют весенней травой. Уэбб был беспокоен, раздражителен, решителен и силен и всегда был готов прийти другим на помощь. Он путешествовал вместе с сыном, Фосстером, или Фоссом, — самонадеянным и нахальным парнем.

Джон Сэмпсон, мой брат Каин и я хотели остаться здесь. Мы были всем довольны, недоверие вызывал только один человек — холостяк Этан Сэкетт, вожатый всего огромного обоза, который неожиданно тоже решил здесь обосноваться.

— Что у нас общего? — спросил Уэбб. — Он нам чужой, настоящий бродяга.

— Он решил остаться, и теперь он один из нас.

— Это все из-за миссис Макен. Не будь ее, он бы не остался. Говорю вам, он чужак.

Первая ночь у костра. Мы отделились от вереницы фургонов и теперь в осеннем ночном холоде жались поближе к огню. Нам было не по себе от того, что мы сделали, нервы напряжены до предела.

— Он с нами недолго продержится, — заявил Нили Стюарт. — Такому на месте не усидеть. Он больше смахивает на индейца, чем на белого.

— Мы даже не знаем, каково зимовать в этой стране, — мягко сказал Стюарт. — Зря мы остановились.

— Миссис Макен весной откроет магазин, — сказал я.

— Что она будет продавать? — усмехнулся Стюарт. — И кому?

— Она собирается торговать одеждой и сапогами. Еще с мужем запасла. А потом — те овощи, что мы вырастим. Будет закупать и продавать при случае.

— Женские фантазии!

— Нет, тут развернуться можно, — сказал Уэбб. — Все время идут обозы. Но я двину дальше, как только потеплеет.

— А я остаюсь.

Каин сказал это совершенно спокойно. К нему все прислушивались, но до сих пор он молчал.

У него прямоугольное, крупное, будто вырубленное из дуба лицо, угловатое, большое и мощное тело. Но двигается он легко и прекрасно владеет каждым своим мускулом. Он не болтун и, прежде чем говорить, все хорошо обдумает.

— Я открою кузницу и мастерскую. Вдова Макен знает, что говорит.

— Как хочешь, — стоял на своем Стюарт. — А я поеду дальше.

Но в голосе его уже не было прежней решимости, уверенность моего брата ее поколебала.

— Я уйду с первой травой, — сказал Том Крофт. — Тут такая дикость. Одна только мысль об индейцах расстраивает мою жену…

Я сник: если они уедут, у нас, в случав нападения, не хватит сил, чтобы отразить атаку индейцев. Придется уезжать тоже.

Через долину, которую мы выбрали, пролегала тропа шошонов, но тут еще кочевали племена сиу, иногда юты и даже черноногие. Мы сами напрашивались на неприятности.

Утром я поднимался по склону, чтобы продолжать строить дом для вдовы Макен. Вода вдоль берегов ручья застыла затейливыми кружевами, а луга поседели от инея. Дыхание превращалось в облако, и когда волы тащили поваленные мною стволы, от их шкур поднимался густой пар.

В морозном утреннем воздухе раздавался бодрый звон топоров. Посмотрев с террасы в ту сторону, где когда-то вырастет город, я увидел брата, который вымерял шагами наш будущий дом.

Острие обоюдоострого топора легко и глубоко входило в древесину, щепки величиной с ладонь падали к ногам. Изредка я останавливался, чтобы послушать, как переругиваются белки на соседних соснах. Останавливался ненадолго, нужно было спешить. Я радовался, что руки крепко держат инструмент, что мускулы работают исправно, радовался запаху пота и свежесрубленной сосны.

Вместе с Будом мы выбирали деревья для порубки. Нужно было не только следить за тем, чтобы они были прямыми и толстыми, наша вырубка не должна повредить лесу, чтобы оставшимся деревьям стало легче расти.

— Деревья — что приплод, Буд Макен, — говорил я. — Выбирать их нужно бережно, не забывая про лес.

— Так здесь же тьма деревьев, — возразил он.

— Лес — такое же живое существо, как и человек с его телом, — сказал я. — Каждая его частичка зависит от остальных. Лесу нужны птицы, бобры… все его звери и растения. Лес приютил у себя птиц, а они платят ему тем, что едят насекомых, удобряют почву пометом, разносят семена. Бобер строит себе плотину, и она удерживает воду на поверхности земли, и хоть он строит только для себя, но, когда жара, его запруды питают лес водой.

Я помолчал.

— Прислушайся — и услышишь, как лес дышит, — прошептал я.

Этому учил меня отец. И еще он говорил, что мы — часть земли, что нас просто одолжили у нее на время, одолжили с умыслом, с мечтой о будущем.

Он утверждал, что жить в природе — это значит жить вместе с ней. Пользоваться ее дарами, но не губить ее. Так я и был намерен действовать и теперь объяснял Буду, почему мы так тщательно выбираем деревья для порубки.

То знание, что я получил от отца и Каина, следовало передать Буду и моим будущим сыновьям. Точно так же, как пчела, собравшая мед, передает его тем, кто сумеет извлечь из него пользу. Только научить я пока мог немногому, по большей части мне еще предстояло учиться самому.

Свалив третье дерево, я поручил Буду обрубать ветки, а сам все поглядывал, чтобы определить, умеет ли он владеть топором. Не хотелось, чтобы он остался без ноги. Я принялся уже за четвертое дерево, когда подъехал Этан Сэкетт и остановил лошадь рядом со мной.

Он молча склонился к передней луке седла. Потом заговорил:

— Послушай, Бендиго. В эту пору здесь навряд ли встретишь индейцев, но все же время от времени прогуливайся к обрыву и поглядывай вокруг. Если они появятся, лучше об этом знать заранее. Гляди в оба.

— Вы думаете, они к зиме попрятались в свои норы?

— Наверное… Хотя ни в чем нельзя быть уверенным. Полагаюсь на тебя, Бендиго. На других мужчин я повлиять не могу. Бог им судья. Если нагрянет беда, ты, пожалуй, сумеешь выстоять. Ты да еще твой брат.

— Уэбб будет драться, это точно. Думаю, на него можно рассчитывать. Он хоть и сварлив, а прятаться не станет, если дойдет до драки.

— Ну что ж, может, ты и прав. И все же остерегайся его. Он опасен.

Этан ускакал, а я работал и обдумывал то, что он мне сказал. Постепенно смысл его слов стал доходить до меня. Уэбб впадал в раздражение часто и неожиданно. Сперва я думал, что он просто мрачный и склочный тип, но по мере того, как мы продвигались на Запад, я замечал, что Уэбб все больше меняется. Он не позволял собою командовать, а если кто-то пытался на него давить, он давал отпор… Мощный отпор.

Дорога по-разному действовала на людей, иные просто на глазах расцветали и крепли духом, как Джон Сэмпсон, например. У себя дома он был простым деревенским работягой. Всем было на него плевать. Он тихо вкалывал и радовался заработкам, вот и все. В то время как другие люди делались учителями, священниками, торговцами, банкирами.

Но в долгой дороге, когда вереница фургонов медленно катит на Запад, от священника или банкира никакого толку. А умелый работяга может заставить любой фургон двигаться вперед без капризов. Сэмпсон то и дело выручал спутников из беды, и в конце концов к нему стали обращаться за советами. Его советы дорогого стоили.

Когда мы переправились через Миссисипи и покатили по голым прериям, многие испугались. Сама их бесконечность заставляла людей чувствовать себя неуютно. По обе стороны дороги — лишь трава, а над