склону поднимался низенький коренастый человек, заметно хромая. — Что это с ним? Нездоров?

— Ранен копьем. — Три Осени беспокойно огляделся, облизав губы. — Охота была что надо. В одной маленькой долине набрели на стадо диких баранов. Отменная дичь! Большую часть туш мы освежевали и оставили храниться на морозце. Мы бы провели там всю зиму, кабы не Другие…

Сердце Издающего Клич упало. Вот оно! Началось.

— Что случилось?

— Блаженный Звездный Народ спас нас, мой друг. Попросту повезло. Одного юношу послали сообщить Вороньему Ловчему и Кричащему Петухом, что у нас хватит мяса прокормить многих. Он первым увидел Других, вернулся и предупредил нас. Позволь сказать тебе, сейчас они дерутся получше. Убили четырех охотников, которые вышли им навстречу. Их было так много, друг мой. Так много. И такие сильные. Их было не остановить — все равно что Ветряную Женщину. Но мы стояли на холме, наше положение было лучше, только потому нас всех и не перерезали.

— Как вы нашли нас?

— Блеющий Баран сказал нам, по какому пути вы ушли. Мы надеялись, что вы нам поможете. — Три Осени неловко переминался с ноги на ногу, опустив глаза.

Издающий Клич поглядел на фигуры, все еще пробирающиеся среди дальних холмов:

— Блеющий Баран здесь? Помню, он мне рассказывал сказки…

— Он умер, друг мой. Может, попозже, сегодня или завтра, мы посвятим его душу Блаженному Звездному Народу.

Издающий Клич вздрогнул:

— Как это случилось?

— Другие… Копье прошло низко, над самым мужским органом. Плохая рана. Из брюха лился кишечный сок… Он стал вонять и весь раздулся. Мы несли его, сколько могли.

— А ваш лагерь?

Три Осени со значением похлопал по своему копью:

— Он у Других. Нам — тем, кто выжил — надо было в первую очередь позаботиться о женщинах и детях. А уж там мы вернемся и за все отплатим Другим.

Издающий Клич покачал головой:

— Вы уже отплатили один раз. А теперь они отплатили вам. Не пора ли кончать? Слишком многих уже нет в живых. — Он указал на прибывающую толпу:

—Видишь, сколько коротко остриженных женщин? Пора этому положить конец!

Три Осени хмуро улыбнулся:

— Угости нас сегодня, Издающий Клич. Как следует угости. Мы уж отомстим за наших погибших родичей!

— Словно сам Вороний Ловчий говорит твоими устами.

— Он — вождь, — согласился Три Осени.

— Может, и так.

Три Осени сдвинул брови:

— Нам нужны воины. Ты пойдешь? Ты, и Поющий Волк, и Прыгающий Заяц…

— Нет. — Издающий Клич решительно покачал годовой.

— Но мы должны…

— Нет.

— И тебя не беспокоит, что те, кого ты любишь, убиты?

— Наш долг — заботиться о живых. Мы говорили об этом сегодня с Поющим Волком и Прыгающим Зайцем. Здесь начинаются страшные вещи. Мы пойдем на юг, за Волчьим Сном. Если ты и вправду хочешь уберечь своих женщин и детей — идем с нами.

Три Осени, колеблясь, поглядел на него и в конце концов отрицательно покачал головой:

— Мы должны вернуться. Это… вопрос чести.

— Чести?

Три Осени расправил плечи, глаза его сурово сверкнули:

— Воинской чести! — Он для убедительности потряс в воздухе копьем.

Мрачные предчувствия проснулись в душе Издающего Клич. Он опустил голову. Да, это правда. Его Народ с каждым днем все больше походил на Других.

Народ шел по нескончаемым холмам, с трудом пробираясь сквозь заросли карликовых берез. На северных склонах уже лежал снег. На ветках дрожали последние темно-рыжие листья. Отец Солнце с каждым днем все ниже склонялся к горизонту; свет его, летом ослепительно-желтый, теперь принял тусклый соломенный оттенок. Овраги были заполнены тлеющей листвой, шуршащей под ногами.

Пляшущая Лиса поправила кожаную полосу на лбу и поглядела в спину Мыши. Эта женщина раздражала ее: когда она смотрела на Лису, ей словно по коже проводили куском шершавого камня. Старуха Кого-ток, ковылявшая чуть впереди, обернулась и хмыкнула, словно прочитав ее мысли, и движением руки подозвала ее к себе. Лиса ускорила шаг.

— Пошла прочь. Иди себе сзади, — отогнала ее Мышь.

— Я иду где хочу, — ответила Лиса, видя, что Кого-ток обернулась и глядит на нее. Глаза старухи мрачно блестели.

— Твой дух проклят. Я не хочу, чтобы ты болталась рядом с моим ребенком. Иди сзади. Оставь нас, добрых людей, в покое.

Пляшущая Лиса быстро, как молния, бросилась к Мыши и вцепилась своими крепкими пальцами в завязки ее капюшона. Та с криком отбивалась от нее. Взглянув Мыши прямо в лицо, Пляшущая Лиса произнесла:

— Человек, который проклял меня, — ложный Сновидец: у него нет Силы. Значит, его проклятия не имеют никакой силы. — Она изо всех сил затянула тесемки, так что Мышь еле могла продохнуть. — Поняла?

Лиса резко оттолкнула свою обидчицу. Та еле удержалась на ногах. Ребенок, которого она держала на руках под плащом, стал подавать голос.

Мышь потерла шею.

— Ты с ума сошла, — хрипло выдавила она. Пляшущая Лиса криво усмехнулась:

— Запомни это! Ты и представить себе не можешь, на что я способна, ежели мне перейдут дорогу.

Повернувшись на пятках, она пошла прочь, заметив, что Поющий Волк идет посмотреть, что это за потасовка происходит в хвосте отряда.

В тот вечер и позже у нее уже не случалось перебранок с Мышью. Но она заметила, что и некоторые другие женщины, приблизившись к ней, опускали глаза. Что это — почтение? Или страх? Только Кого-ток дружелюбно глядела на нее, время от времени ободряюще подмигивая. И, поймав ее взгляд, Лиса расправляла плечи и тверже ступала, крепко сжимая в руках свое охотничье оружие.

Волчий Сновидец плавал в горячей заводи. С берега за спиной у него плыло негромкое пение Цапли. Эти звуки придавали ему сил. Волны ласкали его обнаженное тело.

— Погрузись в песню, — наставляла его Цапля. — Освободи себя. Двигайся в лад звукам. Изгони этот мир из всего Сна. Его больше нет. Ничего нет, кроме Сна.

— Кроме Сна, — повторил он.

Он погрузился в воду, пока она не залила ему уши. Птичье пение потонуло в шуме воды. Но, как ни странно, он расслышал, когда Цапля вновь начала петь. Это было бессмысленное на первый взгляд сочетание слов, но они звучали ритмично и чарующе. И поскольку он не мог уловить смысл песни, он сосредоточился на ее волнообразном ритме, как будто танцуя под ее звуки.

Он растерянно мигал, ничего перед собой не видя. Он сидел в пещере Цапли. Наконец он стал различать знакомые очертания и запахи. Черепа глядели на него, проникая прямо в душу. Закопченные изображения на стенах, казалось, жили своей собственной жизнью. Серный запах, доносившийся от гейзера, щекотал его ноздри.

— Я… я не в заводи? — спросил он, обернувшись. В углу сидела, сгорбившись и что-то бормоча себе под нос, Обрубленная Ветвь. Пламя оставляло блики в ее глазах.