Старуха озабоченно на нее поглядела:

— Знаешь, ты ведь долго так не протянешь. Какой-нибудь мужчина силой возьмет тебя и оставит в тебе свое семя. И тогда уже тебе не выжить одной. Это уж на всех женщинах такое проклятие! Всегда найдется какой-нибудь мужичонка — и засунет в тебя свое орудие. Или они ранят тебе душу до крови, а потом и знать тебя не хотят, или раздвигают тебе ноги и берут тебя силой!

— Ну, пока Вороний Ловчий не настиг меня, мне ни то ни другое не грозит, — с надеждой сказала Пляшущая

— Конечно… — признал он. Еще бы ему не нравилось! Это как огонь в зимнюю ночь.

— Но тебе не хочется отдавать за это свою душу? Ты хотел бы играть с огнем, как ребенок, но не жертвовать собой, чтобы узнать тайну огня?

— Я всего лишь Бегущий-в-Свете. Ублюдок какого-то Другого, — горячо возразил он. — Я не…

— Ну и что же с того? — Она запрокинула голову и вопросительно подняла бровь.

Душу его ел и страх — и тоска по прежним временам. Он готов был разрыдаться, вспоминая, как легко жилось ему до Волчьего Сна. Да, он голодал, но душа его была цельной и нетронутой. А сейчас она как раздвоенный наконечник копья.

— Я даже не принадлежу по-настоящему к Народу. Я недостоин!

— Почему?

— Я больше не гожусь. У меня сил нет…

— Каждому кажется, что он не годится, не подходит для своей роли. Такова уж доля человеческая.

— Со мной такого прежде не бывало — пока Волк не позвал меня.

— А теперь что же случилось? Он поежился, борясь с недомоганием, которое всякий раз вызывало у него воспоминание о Сне.

— Теперь я совсем другой.

— Конечно!

В горле у него образовался комок.

— Но почему я? — через силу произнес он.

— Потому что тебя коснулась душа мира. Ты видел вблизи, как сражаются Дети-Чудища, как в жуткой тишине сталкиваются их копья. И себя самого, сверкающий мрак твоей души, увидел ты в их глазах.

— Слова, — печально сказал он. — Это только слова. — Но их ошеломляющая правда колотилась в груди его, как барабанный бой.

— Да, ты другой. Бегущий-в-Свете умер, когда Волк вызвал его из Мамонтового Лагеря.

Бросив взгляд на залитую солнцем каменистую равнину, он тяжело вздохнул: 'Да, она права, я уже наполовину умер. Но почему же я совсем не в силах больше жить? Где Пляшущая Лиса? Что случилось со мной?

Все, что я хочу, — это оказаться в безопасном лагере с женщиной, которую люблю, и смотреть, как растут мои дети. Разве это так страшно?'

Цапля обошла его, стала перед ним лицом к лицу, взялась за его развевающийся на ветру локон и изо всех сил натянула его, так что ему поневоле пришлось смотреть ей прямо в лицо.

— Ты что, не понимаешь, что ты делаешь?

— Нет.

— Ты изо всех сил пытаешься соединить осколки Бегущего-в-Свете в какое-то целое. А надо наоборот — дать им умереть, умереть до конца.

— Не хочу! — горько воскликнул он. — Ведь это я! Это все, что у меня есть. Я сам…

— Ба! Какой же ты глупец. Да будь ты только Бегущим-в-Свете, разве услышал бы ты зов Волка? Отчаяние разрывало его.

— Не понимаю я, о чем ты толкуешь!

— Не понимаешь? — Ее скрипучий старческий голос неожиданно смягчился. — Мне нет нужды объяснять, что ты чувствуешь. Тебя разрывают на части два мира — мир яви и мир Сна. Со мною все это тоже было. К счастью, Обрубленная Ветвь помогла мне сделать выбор. Годы прошли, прежде чем я научилась отворять врата моей души. Если я помогу тебе, ты освоишь это вдесятеро быстрее.

— Не нужно мне твоей помощи и твоей науки! Она улыбнулась — по-доброму, понимающе:

— Хочешь на всю жизнь остаться недоучкой?

— Может, и так.

— Что ж, предупреждаю… ты кончишь как Кричащий Петухом, потеряешь свою Силу и не сможешь ее вернуть, будешь метаться между правдой и ложью.

— Мне все равно! — хрипло воскликнул он, повернувшись к ней спиной. — Это мой выбор!

— Тогда и спорить не о чем.

Он слышал, как она спускается вниз по тропе, возвращаясь к своим горячим ключам, и судорожно сглотнул слюну. Сердце его колотилось. Поглядев вниз, он увидел Народ. Людей было уже не разглядеть — черными точками медленно двигались они к оледенелым скалам, покрытым вечными снегами.

Искушение пойти вслед за ними не давало ему покоя. Ведь их путь шел обратно — в знакомые места, туда где он без забот провел свое детство. Там остались смех и старинные сказания, и горячие огни в ночи. Последняя связь его с этим миром оборвется, когда занесет их следы на снегу.

«Хватит с меня! У меня больше нет сил!» Он спустился, отыскал свои копья и снегоходы и пошел по тропе — вслед за Народом. Сделав несколько шагов, он оглянулся, поглядев на гребень, на Цаплю. По спине у него пошли мурашки.

— Нет, — прошептал он, убеждая себя. — Я не тот. Он вновь заставил себя идти по тропе, все еще чувствуя в глубине души, что поступает неверно. Но ноги не слушались его.

Ночь застала его в расселине. Облака ползли рядами с дальнего горизонта, багровея в лучах заката. Он примостился во впадине среди камней, где до утра могло сохраниться тепло Отца Солнца. Усталый, он попытался уснуть.

Его преследовали образы его Снов, не давая ему покоя, — Священная Охота, зеленые долины, переполненные дичью, тяжелое дыхание Волка. Они сжимали его в объятиях, как влюбленная женщина. Горьковатый вкус волчьего мяса стоял у него во рту. Во Сне Волк выбегал из густой зеленой травы и глядел на него, высоко задрав нос.

— Ты пренебрег моим обетом? — спрашивал он.

— Нет! Я… есть кто-то лучше, кто-то, кто может…

— Я выбрал тебя.

— Нет!

Раздался звук, похожий на удар грома, и он проснулся весь в поту. Сквозь кожу своих мокасин он чувствовал прикосновение остроугольных камней и ночной холодок.

— Мне страшно! — прошептал он весь в слезах. Он ударил кулаком по камню. — Что со мной творится?

Ветер принес едкий запах. Он лежал опершись на локоть. В ночи завыл волк — хищный, ищущий добычи. Эхо повторяло и усиливало его вой.

Свежий ветер поднимал на реке белоголовые волны и шевелил обшлага рукавов Ледяного Огня. Со своего высокого камня он хорошо видел противоположный берег Большой Реки — неровный и изрезанный. На холмах проглядывала бледная зелень. Далеко на востоке сверкала белоснежная громада Великого Ледника. А дальше уходили в облака заснеженные горные вершины. Наступала середина Долгого Света. Жизнь наполнила землю.

Караваны гусей тянулись к югу по лазурному небу. Птицы вились над водой, высматривая рыбу. Былые надежды пробудились у него в груди при взгляде на них.

— Ты уже десять дней не сводишь глаз с белых гусей, — сказал Красный Кремень, подойдя к нему сзади. Ледяной Огонь даже не обернулся.

— Птицы — это удивительные существа… Представь себе, что они увидят там… — Он поглядел на юг. Гуси тем временем скрылись за горизонтом, их крики понемногу стихли.

— От этих птиц шуму много. Да и глупые они. Подсунешь им набитое травой чучело белого гуся — и вся стая полетит прямиком к тебе в сеть.