Дорожка круто сбегала вниз по небольшому холму и вела к оврагу, а затем — к протекающей за ним реке. Мы вышли на какую-то полянку, заросшую камышом, а затем, идя вдоль берега, — к небольшому пирсу.

Это оказался старый, заброшенный причал, которым, очевидно, не пользовались уже длительное время. Его деревянная обшивка давно сгнила и провалилась во многих местах, а сквозь дыры в настиле можно было видеть сверкающие отблески на воде. К сожалению, шлюпки мы здесь не нашли. Все заросло камышом, а вода в реке казалась темной тягучей массой.

И тут среди тишины до нас донесся стук закрываемой гостиничной двери. Потом кто-то снова открыл ее, и мы заметили свет зажженного фонаря. И чей-то громкий голос:

— Это единственный путь!

— Чепуха! — возразил ему другой, более тихий голос. — Оттуда нет выхода, разве что переплыть Темзу.

Однако он ошибался.

На самом деле тропинка существовала, и мы пошли именно по ней.

Пробираясь по глинистому отлогому спуску к набережной, мы шли плечом к плечу, беседуя о Новом Свете и о том, что нам довелось увидеть там, о Лондоне, о том, как вкусно готовят в ресторане «Рыцарский плащ». В данный момент мы были трезвыми, как никогда, и поэтому не отказались бы выпить прямо сейчас по кружке пива. Мы продолжали идти все дальше и дальше по какой-то улице, словно шагали по широкому бульвару, и, казалось, что это были вовсе не мы, только что удравшие от двух полицейских офицеров ее величества.

— Погоди, Джублейн. Мне кажется, что кто-то преследует нас.

Он посмотрел по сторонам.

— Действительно, так и есть, их всего лишь двое. Может, расколем их, мой друг, и отправим прямо к матери Темзе? Она поглотила уже столько всякого дерьма и отбросов, что по ней теперь плавают лишь только прекрасные корабли.

— Пошли дальше. Не видишь, что ли, прямо перед нами какие-то огни, а кто станет там приставать с вопросами к двум возвращающимся откуда-то вместе джентльменам?

— У которых башмаки заляпаны глиной?

— Кое-где этим действительно могут заинтересоваться. Но только не в нынешнем Лондоне. Сейчас можно встретить сколько угодно приличных мест, где джентльмен может запачкать обувь глиной. Смотри, вот и таверна!

Это была старая развалюха весьма непрезентабельного вида, самое заурядное заведение подобного рода, однако наружная дверь была приветливо распахнута. Мы свернули за угол и вошли внутрь.

Старый деревянный потолок с низкими перекрытиями и стропилами заставил меня несколько раз пригнуть голову, по всей большой комнате были в беспорядке расставлены столы и лавки, с длинным столом посередине. А в самом углу располагалась низкая стойка, откуда подавали и разносили напитки. В зале находилось несколько моряков торгового флота, несколько мастеровых, а за передними столами сидела ватага грубых и вульгарных парней, которые могли быть либо ворами, либо даже еще более страшными уголовниками.

Как только мы вошли, они уставились на нас и больше уже не спускали с нас глаз. Они сразу же обратили внимание на башмаки. Мы же с независимым видом прошли в дальний конец комнаты и уселись за столик, который как раз освободился перед нашим приходом. На столике стояло несколько пустых пивных кружек. Я осторожно расстегнул запор на моей шпаге и положил ее поудобнее для моей руки, и это не ускользнуло от внимания негодяев.

Один из них через весь зал бесцеремонно направился прямо к нам. Это был сухощавый парень, с повязкой на одном глазу и в замызганной уродливой шляпе, украшенной какими-то ощипанными перьями. Одежда на нем была под стать шляпе, однако держался он уверенно и с чувством собственного достоинства.

— Здесь нет нужды хвататься за шпагу, мой друг, — обратился он ко мне. — Да, здесь обретаются воры, но мы никогда не гадим в собственном гнезде, а здесь наша малина, наш притон. Прекрасное местечко, не так ли? Здесь всегда поглощают много пива и рассказывают захватывающие истории всякого рода храбрые парни, которые в конце концов сваливают на ночевку в какую-нибудь берлогу поблизости. Однако прекрасной может быть только наша собственная жизнь, а не всякое хвастовство и вымышленные грезы!

— Однако у всякого, кто имеет хоть малейшую надежду, всегда остается шанс на удачу, даже у отъявленного хвастуна, потому что когда их двое, они также стремятся воплотить мечту в реальность. Знаю по собственному опыту!

— Может быть, ты и прав, не знаю и не буду оспаривать. В этом случае тогда, вероятно, и у меня есть хоть какой-то шанс и надежда. — Он внимательно посмотрел на Джублейна, и у него исчезли все сомнения.

Мой же респектабельный внешний вид был для него загадочен и непонятен. По внешнему виду и по манерам меня можно было принять за джентльмена, однако на мне были перепачканные грязью башмаки, к тому же и появился я неожиданно, прямо из ночи, да к тому же еще и в той части города, которая пользуется сомнительной репутацией.

— Что-то я никак не могу тебя понять… джентльмен, — сказал он, обращаясь ко мне в раздумье. — Однако я вижу, что лицо твое обветрено и огрубело от непогоды, а таким оно не бывает ни у одного джентльмена. И мне известно, откуда этот бронзовый загар, хотя здесь и полумрак, это лицо, могу сказать, было выдублено морем и непогодой. — Он дружески улыбнулся мне, и в его глазах светилось веселье. — Значит, вы и являетесь теми двумя, которые по ночам бродят по грязным тропинкам, и вы те двое, которые только что вернулись из далекого плавания. А корабль, который только сейчас вошел в Темзу, — это «Тигр», который вернулся из плавания в Америку. А ищейки ее величества повсюду охотятся за двумя парнями с того корабля.

— Они могут войти сюда через эту дверь в любой момент, — честно признался я ему.

— Знаешь что, давай обменяемся шляпами, — предложил мне парень. — Конечно, моя немного дешевле по сравнению с твоей, но я намного щуплее тебя. Ну что, меняемся?

И мы поменялись. Его шляпа, совершенно потерявшая вид, была изрядно изношенной, а оперенье на ней — скудным, однако она преображала мою внешность и придавала ей совершенно другой вид. Он с достоинством надел на себя мою шляпу и, повернувшись к стойке, крикнул:

— Майор Спили! Не подадите ли нам четыре пива, будьте любезны! И присоединяйтесь к нам!

Он оглянулся по сторонам, улыбнулся и сказал:

— Меня зовут Джереми Ринг, в прошлом офицер военно-морского флота ее величества, а также бывший арестант тюрьмы Барбари, в настоящем же бездомный, безработный и безземельный человек.

Внезапно открылась дверь, и в ней появилось двое полицейских. Один из них был резок в движениях, прямой как жердь и с солдатской выправкой, напарник же его смахивал на неповоротливого деревенского увальня, которому впору держать вилы для укладки соломы, а не мушкет.

Они начали пристально рассматривать всех посетителей — сначала их глаза сфокусировались на экзотической группе здоровяков, которые сидели у входа, затем остановились на нас.

В тот самый момент, когда полицейские начали рассматривать нас, Спили через всю комнату направился к нашему столу, неся в своих громадных ручищах четыре сверкающие пивные кружки, наполненные пивом. Полицейский с солдатской выправкой перевел взгляд с этих кружек на уже опорожненные пустые кружки, которые стояли у нас на столе.

Я постарался пониже сесть на скамейке, чтобы казаться более низкорослым, а шляпа Джереми Ринга у меня на голове, по всей видимости, изменила мой внешний вид. Его внимание как раз и привлекла моя шляпа, когда он уставился на нее и начал рассматривать Ринга.

— Эй ты! — потребовал он. — Сколько времени ты уже здесь находишься?

— Двадцать семь лет, капитан. Родился в пределах слышимости звона корабельной рынды. Двадцать семь лет, семнадцать из которых на борту боевых кораблей ее величества либо в составе береговых королевских частей.

— Я спрашиваю тебя совсем не об этом, а о том, сколько времени ты находишься именно здесь, в