Даже с днем рождения меня не поздравил…

Котельников пощупал кровать.

— С сеткой… — сказал он и улыбнулся.

В это время в дверях щелкнул ключ — пришел Сеня.

Это был молодой человек невысокого по сравнению с Котельниковым роста в хорошем и даже щегольском костюме. Самым приметным в его лице были глаза — черные, блестящие, очень живые…

— Обеденный перерыв? — спросил Котельников, здороваясь с зятем.

— Полагается… — дружелюбно ответил Сеня.

— Садись, папа, — сказала Лена, накрывая стол. — Кислые щи, твои любимые.

Котельников сел. Щи действительно были очень хороши. Сеня ел с большим аппетитом, высоко подымая ложку, и, блестя глазами, рассказывал о своей последней работе — проекте нового теплохода. Лена преданно и любовно смотрела на мужа. Она много раз слышала его рассказы о будущем теплоходе и хорошо разбиралась в непонятных Котельникову технических выражениях и цифрах. Иногда она вставляла замечание и, по-видимому, дельное, потому что Сеня удовлетворенно кивал головой и продолжал рассказывать с еще большим воодушевлением.

“Если бы после школы Володя пошел в институт, он бы тоже был сейчас инженером, или врачом, или геологом”, — думал Котельников. Но, как всегда, этим мыслям сопутствовало чувство гордости за сына, офицера-пограничника.

— Мы с мамой в сентябре путешествовали по Волге на прекрасном теплоходе, — сказал Котельников. — Я, кажется, писал вам.

Сеня засмеялся:

— Вы говорите “прекрасный теплоход”? Но если бы вы знали, если бы вы только могли представить наш будущий теплоход! Это морской тип. И новая Волга позволит…

— И даже потребует… — заметила Лена.

Сеня удовлетворенно кивнул головой.

— Да, это верно. Когда на Волге встанут гигантские плотины, она потребует теплоходы именно такого типа. Они уже будут выстроены. Ведь в новых морях может даже случиться небольшой штормяга.

Лена быстро взглянула на отца, словно говоря: “Видишь, какой он, мой Сенечка!..” Котельников ответил понимающим взглядом.

Зазвонил телефон. Семен взял трубку.

— Вас, Григорий Макарович.

Котельников услышал голос начальника отряда.

Обычно лицо Котельникова казалось малоподвижным. Этому способствовал спокойный взгляд глубоких и светло-голубых глаз. Но близкие люди знали, что под влиянием душевных перемен взгляд его приобретает живость, глаза темнеют, и тогда черты лица становятся волевыми, смелыми, а линия рта под широкими усами — жесткой. Сейчас он был таким.

— Сейчас буду у вас, — Котельников повесил трубку, прошел в переднюю и быстро оделся.

— Ты ночуй у нас, папа! — крикнула Лена вслед.

Последних слов Котельников не расслышал.

— Да, постарел наш генерал, — сказал Сеня, — постарел…

— Папа? Постарел? Такие, как он, не стареют. Тут другое…

Начальник отряда сообщил Котельникову по телефону: “Сторожевик обнаружил нарушителя. Моторная лодка вошла в наши территориальные воды и на большой скорости идет к берегу”.

Когда генерал приехал в штаб отряда, с корабля уже радировали, что задержан нарушитель границы.

— Нарушитель на корабле, — доложил начальник отряда, довольный отличной работой своих подчиненных. — Идут на стоянку. Шторм — восемь баллов, — подчеркнул он, словно бы и шторм должен был быть поставлен в заслугу пограничникам.

— Машину! — приказал генерал. — Я сам поеду. Ждите распоряжений. Связь с центром обеспечиваете вы.

Через час он уже был на стоянке погрансудов…

Они стояли на пирсе. Дул яростный северный ветер, нагоняя тяжелый, мокрый снег. За снежной завесой море было невидимо и угадывалось по грохоту.

Время от времени луч прожектора ложился на море, и тогда вспыхивала крупная седая волна. Казалось, что вся снежная масса устремляется к этой узкой, но такой желанной полосе света…

— Товарищ генерал, — сказал начальник заставы, — товарищ генерал, прошу вас зайти в помещение. Неизвестно, когда придет сторожевик…

— Товарищ генерал, — повторил начальник заставы, — прошу вас в помещение. Дело не скорое. В такой шторм кораблю трудно пришвартоваться.

— Хорошо, — сказал Котельников. — Пойдемте… По прибытии судна нарушителя тотчас доставьте ко мне.

В канцелярии начальника заставы только что протопили печку, и было жарко.

Котельников снял шинель, повесил в шкаф, затем, сняв папаху, стряхнул с нее снег и положил на стол. Все это он делал не спеша, молча, занятый своими мыслями. Сев за стол, генерал жестом пригласил сесть начальника заставы, молодого офицера с открытым, приветливым лицом, так сильно затянутого в талии ремнем, что казалось удивительным, как это ему удается сохранять приветливое выражение.

Генерал молчал, а старший лейтенант Фокин то и дело поглядывал на него, словно приглашая начать разговор.

— Напористый господин, — сказал Котельников.

— Нахальный, — согласился Фокин, — в шторм пошел: знал, куда идти… Наверное, очень нужно!

— Вероятно, — без тени улыбки ответил Котельников.

В то, что границу нарушили случайно, генерал не верил. Только очень искусный, натренированный разведчик мог отважиться пуститься в такое плавание. Начальник заставы прав: чем хуже погода, тем лучше для врага.

Генерал подошел к окну, отогнул штору и, прищурившись, посмотрел в непроглядную темень. В это время луч прожектора упал на море, и Котельников увидел зарывшийся в волны сторожевик, отчаянный наклон мачты. Снежный вихрь налетел на сторожевик, прожектор погас.

— Разрешите идти? — спросил Фокин.

— Выполняйте!..

Через несколько минут в канцелярию вошел командир сторожевика капитан-лейтенант Пригонько, мужчина лет тридцати пяти с бакенбардами, одетый в черный клеенчатый плащ.

— Товарищ, генерал, докладывает капитан-лейтенант…

— Да, да, — сказал Котельников нетерпеливо. — Рассказывайте, как было дело.

Пригонько был неважным рассказчиком, за что и получил от своих товарищей-моряков, понимающих толк в этом деле, прозвище “сухарь”. Пригонько знал свое неумение “излагать в красках” и особенно этим не тяготился, но сейчас, перед генералом, после ответственного и удачного похода ему хотелось блеснуть.

Начал он, как ему показалось, неплохо: “Шторм захватил нас в открытом море. Волны подбрасывали корабль, как спичечную коробку. Мы шли с потушенными огнями. Внезапно сквозь ночную темноту…” Но тут Пригонько заметил удивленный взгляд генерала, сбился и, смутившись, продолжал уже в обычном для себя тоне. Он указал координаты, где впервые был замечен нарушитель. Обнаружил моторную лодку мичман Афанасьев. Было сделано предупреждение, но моторка, не убавив хода, продолжала идти по направлению к нашему берегу. Тогда пограничники вынудили нарушителя остановиться. При этом отличились офицеры Палей и Котельников и рядовые Яковлев и Мелентьев. Когда нарушителя доставили на корабль, он показал, что является иностранным подданным, якобы из-за шторма потерял ориентировку и случайно очутился в территориальных водах Советского Союза. Благодарил за спасение и просил отправить на родину… Предъявил документы на имя иностранного подданного Уилки Джорджа, — закончил Пригонько, передавая документ генералу.

Котельников без всякого интереса перелистал его.