должны быть в самой рискованной операции.

Здесь же — и Морской и Бобров отлично понимали — не было и этих десяти шансов.

«Татра» с немецким номером по крутогорью, по партизанским дорогам за несколько часов донесла их от Зазривы до Сучан. При выезде из села «татру» остановила партизанская застава:

— Дальше немцы! — сказал молоденький словак, дулом автомата указывая в сторону врага.

— Их-то и надо нам, ребята! — без улыбки сказал Морской.

Словак-шофер решительно повел «татру» дальше. Они ехали по ничейной полосе. Морской и Бобров сбросили свои кители с погонами, остались в немецких белых рубашках, на которых красовались немецкие же подтяжки. Морской, сидевший рядом с шофером, оглянулся. Взгляды его и начштаба сошлись на сетке, укрепленной под верхом машины. В ней лежало полтора десятка немецких гранат. Это все. И для врага, и для себя.

А день выдался на редкость солнечный. Даже думать о неудаче, о смерти не хотелось. Да и думать было некогда.

Заметив у села Прьекопа приближающуюся немецкую колонну — шел пехотный полк СС, — Морской по-хозяйски откинулся на спинку сиденья и небрежным взмахом руки, скривив гримасу усталости и презрения, приказал уступить машине дорогу.

Расчет и риск сработали безошибочно: колонна посторонилась, пропуская «татру». Бобров лихорадочно работал на заднем сиденье: бисерным почерком в блокноте ложились точнейшие сведения о количестве проходящих солдат, об их вооружении.

Всю дивизию проехали так Морской и Бобров, и только когда увидели гитлеровских солдат, лежавших возле дороги, в кюветах, поняли: это передовая.

Морской резко повернулся, схватил гранаты.

— Давай! — крикнул он Боброву. — Я вправо, ты влево!..

И на залегших солдат из «татры» с немецким номером полетели гранаты. Когда немцы опомнились, машина уже мчалась к железнодорожному переезду. Еще! Еще минута! Но постовой солдат опускает шлагбаум. Как быстро идет вниз это бревно!

Шофер выжимает из машины все, что можно. Морской и Бобров из пистолетов стреляют в постового. Сюда же, вдогонку машине, летят пули немцев. Как обычно, они стреляют разрывными.

Чьи-то пули настигают солдата. Он падает у шлагбаума, не успев его опустить до конца. Машина проходит под планкой, чуть-чуть задев ее правой стороной.

Ну, еще, еще немного!

Гитлеровцы пускают в ход гранаты. Удар! На полной скорости у машины отлетает правое колесо. Еще несколько мгновений машина мчится по полю, потом заваливается набок. Подхватив кители, Морской и Бобров ползком, под перекрестным огнем — теперь по ним уже стреляют и партизаны — приближаются к их порядкам. Лежа в картофеле, натянули кители. Морской встает и громовым голосом кричит:

— Свои! Прекратить огонь!

Огонь стихает. Но когда Морской и Бобров опускаются в окопы, их арестовывают.

— Я подполковник Морской! Это мой начштаба. Мы были в разведке.

Смеются.

— Рассказывай сказки! Морской не такой дурак, чтобы лезть в пекло среди ясного дня.

— Ведите к начальству!..

«Шпионов» ведут к командиру. Распахивают двери домика. Сопровождающий только открыл рот:

— Товарищ майор, разрешите...

Командир поднимает глаза и шагает из-за стола навстречу:

— Миша! Какими судьбами?

Это был опять майор Величко! Тот самый, что принимал группу Морского на словацкой земле.

Через несколько часов радиограмма с данными разведки ушла в Центр...

И только глубокой ночью, неожиданно проснувшись, Морской почувствовал озноб. Перед глазами всплывали эпизоды дня. И сердце бешено колотилось.

Да, нет людей без страха. Есть люди, умеющие преодолеть страх, победить его.

Через один полицейский участок, тесно связанный с партизанами, поступило донесение: у группы офицеров «глинковской гарды» (так называли армию словацкого марионеточного государства, верой и правдой служившего Гитлеру) возникла мысль о переходе на сторону партизан.

Версия вполне правдоподобная. В словацком восстании участвовало много солдат из тисовской армии[20]. Поэтому никто не удивился тому, что представители частей, расквартированных в городе Ружомбероке, решили вступить в переговоры с партизанами о переходе на сторону народа.

В неизменной «татре», только форма майора «глинковской гарды» (черная шинель, один погон), Морской отправляется в Ружомберок. Его сопровождает Александр Олевский, он в форме капитана «глинковской гарды». С ними переводчик в чине подпоручика и шофер.

Дневной пароль был известен партизанам, поэтому без особых приключений они прибыли на явочную квартиру. Располагалась она в центре города, в доме садовника. Как говорили связные, отсюда полномочных партизанских посланцев доставят к «глинковцам».

Морского встретил полковник. Он был чрезвычайно любезен. Поговорив о том о сем, он, извинившись, сказал:

— Мне необходимо отлучиться на десяток минут, чтобы уточнить дальнейший церемониал...

Морской и Олевский согласились. Полковник ушел.

Посланцы партизан сидели в беседке, довольно хорошо защищающей от непогоды, и тихо разговаривали. Внутреннее, шестое чувство разведчиков им подсказывало: что-то происходит не так, как надо. И чем больше проходило времени, тем тревожнее становилось на душе.

Неподалеку от них окапывал деревья хозяин явочной квартиры — садовник. Выпрямившись, он сказал, ни к кому не обращаясь:

— На всех дорогах из города — немцы. Они ищут бандита Морского, который сегодня прибыл в город...

Сказал, поднял лопату и пошел прочь...

Так вот что! Ловушка! Они думают так просто заполучить Морского? Нет уж, дудки! Но что делать? Что делать? Это очень трудно — проследить ход мысли, даже самой простой, незамысловатой. А попробуй определить законы, по которым работает мозг разведчика! Из суммы известного, казалось бы, из мелочей — из незначительных деталей и фактов, из чужих, брошенных вскользь слов — рождается единственно правильное решение.

Все дороги перерезаны. Попытать счастья на бездорожье? Нет, вокруг горы! Уйти в горы пешком? Нет. Без машины из центра города выбраться невозможно. Но через Ружомберок вот уже несколько дней не ходят поезда... Да-да... Когда ехали в город, видели заржавевшие рельсы. И часовых на переезде не было. Так-так... Через реку Ваг есть железнодорожный мост...

Итак — решено! «Татра» стремительно отъезжает от дома садовника (спасибо тебе, неизвестный друг!), вихрем проносится по улицам города, взлетает на железнодорожное полотно. Эх, если бы задний мост машины был хоть чуточку выше! Или рельсы стояли бы друг от друга шире, как у нас, в России...

«Татра» идет одним колесом посередине шпал, другое давит песок, гравий, укрепляющий полотно, машину бросает из стороны в сторону...

Вот и мост! Он свободен! Нет, постойте... Навстречу идут немецкие солдаты. Они провожают взглядами машину с офицерами «глинковской гарды» и завистливо подмигивают.

— Вот сволочи! Нализались до чертиков, дороги не видят...

Это сумасшедшее подпрыгивание длится полтора часа. И только в самом конце пути, уже при съезде с железнодорожного полотна, перед ними вырастает немецкий патруль. Короткая схватка, в которой шальная