снова поднялись в воздух. Теперь маленький караван остановился навсегда: лошади щипали траву и мотали мордами, отгоняя мух, дети ревели взахлеб или стояли поодаль, прижавшись друг к другу и наблюдая за взрослыми, а те замерли и больше не двигались. Глаза их были открыты; некоторые остались на ногах, хотя многие сели на землю, и всех сковало страшное оцепенение. Когда последний Призрак, насытившись, скользнул прочь, Серафина снизилась и приземлилась прямо перед сидящей на траве женщиной — крепкой и здоровой на вид, с румянцем на щеках и светлыми блестящими волосами.

— Эй! — сказала Серафина. Ответа не было. — Вы меня слышите? Видите меня?

Она потрясла ее за плечо. С огромным усилием женщина подняла взгляд. Похоже, она не замечала ведьму: глаза ее были пусты, а когда Серафина ущипнула ее за руку, она лишь медленно посмотрела вниз и снова отвела взор.

Остальные ведьмы тоже бродили среди брошенных на дороге повозок, в смятении рассматривая людей. Тем временем дети собрались на маленьком пригорке неподалеку; они глазели на ведьм и испуганно перешептывались.

— За нами наблюдает всадник! — воскликнула вдруг какая-то ведьма.

Она указывала туда, где дорога уходила в прогалину между холмами. Всадник, ускакавший в ту сторону, теперь осадил лошадь и развернулся; приставив ладонь к глазам, он пытался рассмотреть, что делается позади.

— Надо поговорить с ним, — сказала Серафина и взмыла в воздух.

Как бы ни вел себя этот человек при встрече с Призраками, трусом он явно не был. Увидев летящих к нему ведьм, он снял с плеча винтовку и послал лошадь вперед, на открытую поляну, где можно было свободно вертеться и отстреливаться, но Серафина Пеккала осторожно стала на землю, протянула свой лук вперед и положила его перед собой на траву.

Даже если такой жест и не был здесь в обычае, сомневаться в его значении не приходилось. Мужчина чуть опустил винтовку и замер, переводя глаза с Серафины на других ведьм и на их деймонов, круживших в небе над ними. Суровые юные воительницы в легких одеждах из черного шелка, рассекающие воздух на ветках облачной сосны, — ничего подобного не было в его мире, но он встретил их с холодной настороженностью. Подойдя ближе, Серафина увидела на его лице и печаль, и силу. Трудно было примирить это с воспоминанием о том, как он удирал сломя голову, бросив своих товарищей на погибель.

— Кто вы? — спросил он.

— Меня зовут Серафина Пеккала. Я королева ведьм с озера Инара — оно находится в другом мире. А как твое имя?

— Иоаким Лоренц. Ведьмы, говорите? Значит, вы якшаетесь с дьяволом?

— А если и так, разве нам стоит из-за этого враждовать?

Он ненадолго задумался, потом положил винтовку себе на бедра, поперек лошадиного крупа.

— Раньше, пожалуй, стоило, — произнес он, — но времена меняются. Зачем вы пришли в этот мир?

— Вы сами сказали, что времена меняются. Что за существа напали на вашу группу?

— Как — что за существа? Призраки… — удивленно сказал он, пожимая плечами. — Неужели вы не знаете Призраков?

— В нашем мире мы никогда таких не встречали. Мы видели, как вы обратились в бегство, и не знали, что подумать. Но теперь я понимаю.

— От них нет защиты, — сказал Иоаким Лоренц. — Только детей они не трогают. В каждой группе путешественников по закону должны быть двое верховых, мужчина и женщина, и им следует делать то, что сделали мы, иначе дети останутся без присмотра. Нынче плохие времена; все города кишат Призраками, хотя раньше их было не больше дюжины в каждом.

Рута Скади озиралась по сторонам. Она увидела, как к телегам приближается другой всадник; и действительно, это была женщина. Дети побежали ей навстречу.

— Но скажите, что вы ищете, — продолжал Иоаким Лоренц. — Ведь вы мне так и не ответили. Без причины вы бы сюда не явились. Отвечайте же.

— Мы ищем ребенка, — сказала Серафина, — девочку из нашего мира. Ее зовут Лира Белаква, а еще — Лира Сирин. Но где именно, в каком уголке этого мира ее искать, мы себе даже не представляем. Вы не видели где-нибудь необычную девочку, без взрослых?

— Нет. Но недавно вечером мы видели ангелов, которые направлялись к Полюсу.

— Ангелов?

— Их были в воздухе целые отряды — вооруженных, сверкающих. В последние годы это стало редким зрелищем, хотя во времена моего деда ангелы часто проходили через этот мир — во всяком случае, так он утверждал.

Он прикрыл рукой глаза от солнца и посмотрел вниз на стоящие в беспорядке телеги, на замерших путников. Женщина-всадник уже спешилась и утешала кого-то из детей.

Серафина посмотрела туда же, куда и он, и спросила:

— Если сегодня мы разобьем лагерь вместе с вами и будем следить, чтобы туда не прокрались Призраки, вы расскажете нам больше об этом мире и об ангелах, которых вы видели?

— Конечно. Пойдемте со мной.

Ведьмы помогли перегнать телеги через мост, подальше от рощи, из которой появились Призраки. Пострадавших пришлось бросить там, где их настигла беда, хотя больно было смотреть, как малыши льнут к матери, не способной откликнуться на их призывы, или теребят за рукав отца, который не произносит ни слова и глядит в никуда пустыми глазами. Самые маленькие не понимали, почему им нужно расстаться с родителями. Дети постарше — кое-кто из них уже видел подобное и потерял своих родителей задолго до сегодняшнего дня — просто угрюмо подчинялись распоряжениям взрослых. Серафина взяла на руки мальчугана, которого вытащила из реки; он с плачем звал отца и тянулся назад, к молчаливой фигуре, все еще равнодушно стоявшей в воде. Серафина чувствовала, как его слезы капают на ее голое плечо.

Женщина-всадник — на ней были грубые холщовые бриджи, и в седле она держалась не хуже своего товарища — ничего не сказала ведьмам. Ее лицо было мрачно. Она подгоняла детей суровыми окриками, не обращая внимания на их слезы. Лучи заката не слепили глаз, но отчетливо освещали каждую мелочь, и в этом мягком золотистом свете лица детей, а также мужчины и женщины казались решительными, бессмертными и прекрасными.

Позже, когда догорающие угли костра тлели на присыпанных пеплом скалах, а огромные холмы покоились в тишине под луной, Иоаким Лоренц поведал Серафине и Руте Скади историю своего мира.

Когда-то в этом мире царило счастье, сказал он. Города его были величественны и изящны, поля заботливо возделывались и давали богатые урожаи. Синий океан бороздили купеческие корабли, а рыбаки вытаскивали сети, полные тунца и кефали, окуня и трески; леса изобиловали дичью, и дети никогда не голодали. На улицах и площадях, кроме продавцов табака, комедиантов из Бергамо и обменщиков ценных бумаг, можно было встретить послов из Бразилии и Бенина, из Эйреландии и Кореи. По ночам влюбленные в масках встречались среди увитых розами колоннад или в залитых светом фонарей парках, и в воздухе, напоенном ароматом жасмина, плыли сладостные звуки среброструнной мандароны.

Широко раскрыв глаза, ведьмы слушали этот рассказ о мире, таком похожем и вместе с тем не похожем на их собственный.

— Но все это погибло, — сказал он. — Изменения к худшему начались триста лет тому назад. Некоторые думают, что во всем виновата Гильдия философов из торре дельи Анжели, башни Ангелов, — она находится в том городе, откуда мы только что ушли. Другие считают, что на нас пала кара за какой-то великий грех, хотя они, насколько мне известно, так и не смогли сойтись во мнениях насчет того, какой именно грех мы совершили. Как бы там ни было, вдруг, откуда ни возьмись, появились Призраки, и с тех пор они не дают нам покоя. Вы видели, что они творят. А теперь представьте себе, что значит жить в мире, где есть Призраки. Как нам наладить приличную жизнь, если мы не можем ни на что рассчитывать? В любой момент они могут погубить отца или мать, и семья распадется; если они заберут купца, его дело развалится и все его клерки и агенты потеряют работу; а как могут влюбленные верить своим клятвам? С приходом Призраков наш мир покинули все доверие и вся добродетель.

— А кто эти философы? — спросила Серафина. — И где та башня, о которой вы говорите?

— Она в городе, который мы оставили, — в Читтагацце. Читтагацце — Город сорок. Знаете, почему он