Никогда!

Бетси по-настоящему была в ярости. Но не это вышибло меня из равновесия, а выражение ее глаз, полных отчаяния и предчувствия катастрофы. Как мог я не подумать, что через Рики нанесу ей удар в самое чувствительное место? Как мог быть таким идиотом, чтобы к той правде, которую она должна была выслушать, добавить еще и это?

Я протянул к ней руки, однако она резко отстранилась и опустилась на диван.

- Иди! - крикнула она. - Делай, как считаешь нужным. Я не в состоянии запретить тебе это. Это твой сын… твой и Анжелики. Не мой…

Если бы Бетси принадлежала к несдержанным женщинам, этот писклявый, почти истеричный голос не произвел бы на меня такого страшного впечатления. Конечно же, она была права в отношении Рики и процесса. Мне это вообще не пришло в голову, поэтому я с болью в сердце сказал:

- Бетси, мне ужасно неприятно, поверь мне! И мне очень тяжело, но, как я говорил, это единственный способ спасти женщину, которая ни в чем не виновата.

- Ни в чем не виновна? Как я могу быть уверена, что она невиновна?

- Но, Бетси, дорогая, ведь я говорил тебе, что… Боже мой! Уж не подозреваешь ли ты, что я выдумал все это?

Бетси взглянула на меня; она уже овладела собой, но лицо ее было подобно холодной каменной маске.

- Я не знаю, выдумал ли ты это или нет. В конце концов это не имеет значения. Жаль, однако, что ты лгал мне…

- Лгал?…

- Жаль, что ты говорил, что любишь меня. Какое-то время мне казалось, что это правда. - Взяв со стола стакан, она тупо смотрела на него. - Может быть Анжелика невиновна, а может, и виновата. Может быть, ты выдумал всю эту историю, а может, нет. В одном только я уверена. Впрочем, я всегда об этом знала. Я старалась обмануть себя - временами мне это даже удавалось. О да! Ты восхищаешься мной! Считаешь, что я идеальная жена и мать, но единственная женщина, которую ты любишь, это Анжелика…

И она подняла стакан как бы в ироническом тосте.

Стоя у дивана и глядя на Бетси, я вспоминал слова Анжелики, сказанные ею сегодня утром: 'Я-то думала, что уже упала на самое дно… А ведь я только теперь начинаю туда скатываться…'. Эти слова столь же успешно можно было отнести и ко мне. Как оказалось, бить себя в грудь, повторяя 'меа кульпа' [Моя вина (лат.)], - это еще не все. Исповедь еще не означает отпущения грехов. Это лишь начало познания себя. Пройдут годы, прежде чем я сумею выплатить свой долг Бетси. В самом мрачном настроении я сел рядом с ней на диван.

- Дорогая…

- Ну, ладно, ладно… Это не твоя вина, - сказала она. - Не думай, что я осуждаю тебя за это. Я как- нибудь привыкну…

- Но, Бетси…

В этот момент появилась наша кухарка и сказала, что обед на столе.

Бетси, взглянув на нее, ответила приветливо и спокойно:

- Спасибо, Мэри.

Она встала, взяла свой стакан и с такой же вежливой улыбкой обратилась ко мне:

- Коктейли мы заберем с собой в столовую, ладно?

Когда мы ели, Бетси сохраняла спокойствие и приветливость. Присущее ей самолюбие требовало, чтобы она вела себя именно так. Самолюбие и гордость были теми чертами, которые я особенно ценил в ней. Но именно они заставили меня сейчас еще сильнее почувствовать, как должна она страдать.

После обеда я пытался снова вернуться к нашему разговору, но она категорически отказалась говорить об Анжелике. Но во всем остальном она была вполне благоразумна. Не упрекнула меня ни в чем, не угрожала, что бросит меня. По собственной воле, без каких-либо принуждений заявила, что я, конечно, должен буду устроить встречу Рики с Трэнтом, так как это мой долг. Однако она говорила о мальчике, как о некой абстракции, а когда, подавая ей кофе, я коснулся ее ладони, она постаралась незаметно убрать свою руку. Мне казалось, что нас разделяет стена. Однако я был убежден, что она ведет себя так не для того, чтобы меня наказать; она просто замкнулась в себе, так как произошло то, чего она всегда больше всего боялась: Бетси Коллингхем, эта дурнушка, обреченная исключительно на благотворительные дела, опять проиграла.

Когда кофе был выпит, она сразу же встала.

- Пожалуйста, извини меня, у меня ужасная мигрень. Будет лучше, если я лягу. - Она даже заставила себя улыбнуться. - Тебе, наверное, следует сейчас позвонить Трэнту и договориться, в котором часу завтра ты привезешь Рики. О его детском саде не беспокойся, я позвоню туда утром и предупрежу, что он не придет.

Она вышла, оставив меня одного. Как мне хотелось побежать за ней, схватить за плечи и сказать, что пусть вое дьяволы заберут Анжелику! И что я не буду втягивать в это дело Рики, и пусть все останется, как есть… Но я не мог так поступить. Я чувствовал, что и Бетси первой не согласилась бы на это. Я сделал выбор, и теперь не время отступать!

Я позвонил на Сентрс-стрит. Трэнта не было, и мне посоветовали, чтобы я искал лейтенанта в его отделе. Но и там его не застал. Однако как только я назвал свою фамилию, мне дали его личный телефон. Мне показалось, совершенно неправдоподобным, что Трэнт, как любой нормальный человек, имеет свою квартиру и свою частную жизнь. Он сам поднял трубку. Я начал рассказывать ему о Рики. Он слушал, ни разу не прервав меня. Когда я кончил, он сказал:

- Вы отдаете себе отчет в том, что делаете, мистер Хардинг? Если окружной прокурор решит передать дело в суд, ваш сынишка должен будет давать показания как свидетель.

- Да. Я отдаю себе в этом отчет.

Он помолчал немного. Мне показалось, что он хочет сказать еще что-то. Но он только бросил устало:

- О'кей. Привезите его завтра утром на Сентрс-стрит. Около половины десятого.

- Хорошо.

- Спокойной ночи.

Какое- то время я ходил по комнате - мне не хватало смелости идти спать. Вскоре, однако, я осознал всю бессмысленность хождения из угла в угол и пошел в спальню. Бетси оставила включенной ночную лампу с моей стороны кровати; сама она лежала на боку с закрытыми глазами. Однако я знал, что она не спит. Вид ее бледного, несчастного лица потряс меня до глубины души. Я разделся в ванной, выключил свет и лег рядом с ней. Нервное напряжение, в котором она находилась, было почти осязаемым. Импульсивно, хотя я и знал, что эту пропасть мне не преодолеть, я протянул к ней руку. Она резко вздрогнула и сказала:

- Нет, Билл. Нет…

Ее голос был пронзительным, руки отталкивали меня. Какое-то время я лежал возле нее, такой же напряженный и, может быть, такой же несчастный, как она. Потом встал и отправился в комнату для гостей. Я долго не мог заснуть. Я уговаривал себя, что все как-нибудь устроится. Когда показания Рики у Трэнта будут позади, я снова сумею вернуть Бетси ее семейное счастье. Я найду другую работу, мы выставим Элен, переберемся в маленькую квартиру. Начнем новую жизнь, и тогда я буду давать Бетси то, что до сих пор она давала мне. Наши теперешние страдания - временные.

Однако меня все время преследовал образ Рики, дающие свидетельские показания. А напротив, на скамье подсудимых, сидит его мать. Когда я, наконец, заснул, мне приснилась Анжелика. Она шла ко мне,