трагедии. Представить хамоватую тетку Федрой или, скажем, Юдифью. Мелкого уличного подонка — Гарибальди или хотя бы Зорро. Даже обыкновенного докучного таракана сделать венцом творения. Смех развенчивает и уничтожает не хуже, чем пуля или электрический стул. К несчастью, он не спасает автора.
Олейников погиб, как и многие. Арестован в 1937 году, обвинен в контрреволюционной деятельности и расстрелян. Смех кончился, власть унылых людей надвинулась на человека вплотную. Впереди были годы мрака. Погибли его друзья — от болезни Борис Житков, от ареста — Хармс и Введенский.
Та пучина тараканьих страстей, от которой он убегал в стихах, настигла его в жизни и отомстила.
Заканчиваю свой очерк словами, сказанными о Николае Олейникове его другом, Евгением Шварцем:
Это был человек демонический. Он был умен, силен, а главное — страстен. Со страстью любил он дело, друзей, женщин и — по роковой сущности страсти — так же сильно трезвел и ненавидел, как только что любил… И в страсти и в трезвости своей был он заразителен. И ничего не прощал. Если бы, скажем, слушал он музыку, то в требовательности своей не простил бы музыканту, что он перелистывает ноты и в этот момент не играет… Был он необыкновенно одарен. Гениален, если говорить смело.
«Орлеанская девственница» Вольтера
Эту песенку, сложенную на рылеевские слова, пели под клико и гитару Пушкин и его приятели- декабристы. Пушкину повезло, Пушкина царь простил. Для Рылеева и его товарищей песенка закончилась виселицей.
Знаковое слово Pucelle, упомянутое в песенном тексте, означает не что иное, как название одной из самых скандальных, самых заповедных поэм в истории европейской литературы — поэмы «Орлеанская девственница» («La Pucelle d'Orleans»).
Когда Вольтер ее написал и тайно читал друзьям, слух о новом сочинении «смелого и пронырливого поэта» (определение Пушкина. —
«Посмотрим», — ответил Вольтер на это.
На самом деле никакую религию Вольтер не собирался ниспровергать. Мало того, он был сам сторонник религии «просвещенных», верил и всячески поощрял идею «высшего разума», правящего вселенной. Всё же остальное — Христа, Будду, Аллаха — он оставлял для непросвещенной черни в качестве той самой узды, которая держит стадо в повиновении.
«Если бы Бога не было, его надо было бы выдумать», — этот часто повторяемый вольтеровский афоризм именно то и значит, что человек без божества это зверь, и бог для него лучшая клетка.
Мысль разумная и часто применяемая на практике в истории человеческих отношений.
Что же касается какой-то особой безнравственности, якобы присущей поэме, то ее в Вольтеровом сочинении не больше, чем во французских народных сказках в обработке Шарля Перро. И если уж говорить о безнравственности, достаточно вспомнить, что примерно в то же самое время писал свои сочинения небезызвестный маркиз де Сад, по сравнению с которым Вольтер — робкая овечка, не более.
П
Павлова К.
Лучший портрет поэтессы Каролины Карловны Павловой (урожденной Яниш) я нашел в книге воспоминаний Б. Н. Чичерина «Москва сороковых годов» (М.: Изд. М. и С. Сабашниковых, 1929). Он настолько жив, уважителен и вместе с тем саркастичен, что не удержусь, приведу его практически полностью:
Каролина Карловна была женщина не совсем обыкновенная. При значительной сухости сердца, она имела некоторые блестящие стороны. Она была умна, замечательно образованна, владела многими языками и сама обладала недюжинным литературным талантом. Собственно поэтической струны у нее не было: для этого не доставало внутреннего огня; но она отлично владела стихом, переводила превосходно, а иногда ей удавалось метко и изящно выразить мысль в поэтической форме. Но тщеславия она была непомерного, а такта у нее не было вовсе. Она любила кстати и некстати щеголять своим литературным талантом и рассказывать о впечатлении, которое она производила. Она постоянно читала вслух стихи, и свои и чужие, всегда нараспев и с каким-то диким завыванием, прославленным впоследствии Соболевским в забавной эпиграмме…
Эпиграмма С. Соболевского называется так: «На чтение К. К. Павловой в Обществе любителей российской словесности в мае 1866 г.» Вот она:
Возвращаюсь к воспоминаниям Бориса Чичерина:
Бестактные ее выходки сдерживались, впрочем, мужем, превосходство ума которого внушало ей уважение…
