кроссовки самого господина Гейтса, главного плетельщика мировой паутины.

Не верите?

А вы попробуйте, попытка не пытка.

«Закат Европы» — одна из самых знаменитых книг XX века. Книге Шпенглера повезло — она вышла к месту и вовремя. 1918 год. Бог Танатос властвует в военной Европе. Ощущение гибели культуры присуще буквально каждому мыслящему и чувствующему человеку. Мировая война, революция и красный террор в России, разруха, всеобщее обнищание. Люди творчества кожей чувствовали направленные на них смертельные жерла пушек цивилизации. «Век девятнадцатый, железный» сменился новым, двадцатым, с его безвременьем и бездомьем, с его дымными заводскими трубами, коптящими небо Петрополя («Твой брат, Петрополь, умирает» — О. Мандельштам), с немецкими ядовитыми газами, ползущими по больной земле, с ленинскими концлагерями, с людьми в кожанках и с портфелями, мчащимися в автомобилях по голодным московским улицам.

В России перевод «Заката Европы» появился в 1923 году и мгновенно нашел сочувствие в мыслях тогдашней интеллигенции. Спекулятивная теория замкнутых мировых циклов, змей истории Уроборос, пожирающий свой собственный хвост, плюс гигантский мавзолей фактов и озарений, на котором все это выстроено, убеждало, волновало, тревожило — тем более подкрепленное свидетельством собственных читательских глаз.

Долго еще потом мысли и идеи философа возрождались, пересказанные по-новому, — взять хотя бы англичанина Тойнби или нашего соотечественника Льва Гумилева.

В моей библиотеке хранится сборник «О методах и приемах иностранных разведывательных органов и их троцкистско-бухаринской агентуры», выпущенный Партиздатом ЦК ВКП(б) в 1937 году, в самый разгар ежовщины. В книге имеется статья П. Винокурова «О некоторых методах вражеской работы в печати». Цитирую из нее отрывок: «Иногда враждебные теории и теорийки протаскиваются в печать под прикрытием романтики и „научной“ фантастики. Ленинградское отделение Госиздата выпустило роман- утопию А. Деблина „Горы, моря и гиганты“. События развертываются в XXIII–XXVII столетиях, но, судя по всему, автор трактует вопросы сегодняшнего дня. Построенная на основе фашистской, реакционной, шпенглеровской теории о неизбежности катастрофической гибели человечества, книга проповедует борьбу с техникой, разрушение машин и возврат к первобытному, кочевому образу жизни. Таков путь человечества, „живописуемый“ Деблином. О существовании СССР автор не упоминает. Народы, населяющие территорию нашей страны, по воле „утописта“ Деблина, стираются с лица земли мистической стихийной силой уральской войны».

Из приведенной цитаты видно, что Освальд Шпенглер в предвоенные годы ассоциировался у идеологов коммунизма исключительно с фашистской идеологией. Первое и единственное вышедшее на русском в советский период издание первого тома «Заката Европы» (М.-Пг.: Изд. Л. Д. Френкеля, 1923, тираж 2000 экз.) уже в 30-е годы сделалось библиографической редкостью, и это неудивительно. Какой здравомыслящий букинист примет или выставит на продажу книгу с «фашистской идеологией»? То же самое и работники библиотек — попробуй кто-нибудь из них предложи такую книгу читателю, вмиг лишишься не то что работы, а и кое-чего важнее.

В 20-е годы книгу Шпенглера фашистской не называли. Упадочной, антимарксистской — да. Но пока еще не фашистской. Вот что написано в предисловии от издательства в издании 1923 года: «Для Шпенглера культура Европы вообще кончается культурой буржуазного строя. Его идеология, начиненная идеалистическим интуитивизмом, ярко враждебна марксистскому миросозерцанию, представляющему полную противоположность религиозной „чертовщинке“ Шпенглера». Издали же книгу, как следует из того же предисловия, по следующей причине: «Нам нужно знать не только о существовании идеологического фронта революционной борьбы, но и изучить противника и уметь его побороть идеологически же — марксистским — оружием».

Конечно же, книга Шпенглера, хоть и носит на себе отпечаток времени (начатая в 1911 и вчерне написанная в 1914 году, она дорабатывалась автором по 1917 год включительно), к идеологии фашизма никакого отношения не имеет. Она относится к категории вечных книг, в которой боль по утрате культурных ценностей переживается автором и как личная, и как общая для всего культурного человечества. Эта книга особенно актуальна в наше смутное и шаткое время, когда угроза всеобщего одичания становится одной из главных бед и проблем.

Сейчас эту книгу можно воспринимать по-разному. Как энциклопедию мировой духовной культуры. Или как доказательство близости Апокалипсиса. Или как фантастический роман-предупреждение в духе Рея Брэдбери с его знаменитым «Фаренгейтом». Главное, что она читается. А читаются только великие книги.

Страна у нас не только самая читающая, но и самая поющая в мире.

Первое складываем со вторым и в результате получаем книгу композитора и писателя Никиты Богословского «Заметки на полях шляпы».

Книгу эту можно петь, можно читать, можно просто носить в кармане и цитировать при встрече знакомым; она на все случаи жизни.

Помните, был такой популярный клуб в старой «Литературной газете» — «12 стульев»? Там еще печатали роман века «Бурный поток» писателя-душелюба и людоведа Евг. Сазонова? Так вот, Н. Богословский и Евг. Сазонов… Впрочем, о подробностях умолчим, подробности — на полях шляпы. И подробности, и много чего еще — например, случай с композитором Хре, лауреатом сталинских пре, который, имея высокий пост, не любил композитора Шост. Там и про писателей есть: «Не тот писатель, которого не печатают, а тот — которого печатают». И про тяжелый писательский труд: «Писателем быть — не на курорте жить». Ну и так далее.

Когда книжка смешная, много о ней говорить — уже не смешно, поэтому считаю свою миссию выполненной. Единственное, от чего не могу удержать себя напоследок, это от какого-нибудь красивого афоризма. Хотя бы такого: «Любимый город может спать спокойно (стихи Е. Долматовского, музыка Н. Богословского), пока люди еще читают смешные книжки и поют хорошие песни».

В 1809-10 годах Державин, живя в своем имении Званка, диктовал племяннице примечания на только что появившиеся из печати «Сочинения в 4-х частях». Поэзию понимали плохо, она была в стороне от жизни, поэтому подобное комментирование было делом вполне уместным. Эти примечания касались творческой стороны деятельности Державина, и, написав их, автор почти сразу взялся за составление комментариев к непоэтической части своей биографии. Державинские «Записки» не были отделаны окончательно и сохранились только в черновике, снабженные многочисленной правкой автора. Но и в этом, черновом, виде они ценны и как памятник литературы, и как важное историческое свидетельство.

О себе в «Записках» Державин пишет в третьем лице, поэтому поначалу непривычно и забавно читать какой-нибудь пассаж вроде: «Часто случалось, что рассердится и выгонит от себя Державина, а он надуется, даст себе слово быть осторожным и ничего с ней не говорить» (это об отношениях с императрицей Екатериной). Екатерину Державин боготворит, всячески подчеркивает в «Записках» ее человеческие черты и приводит примеры милосердия и щедрости самодержицы. Причем описывает это