разболтавшего в своей книге о майоре Пронине некие государственные секреты. В моей библиотеке есть небольшая книжечка «Берегись шпионов!» (ОГИЗ―Политиздат, 1943), по сути представляющая квинтэссенцию творчества этого популярного в 50-60-е годы автора.

«Это случилось летом 1942 года», — с такой незамысловатой фразы начинается книга.

Далее рассказывается о том, как усталые бойцы на подходе к линии фронта устраивают привал, валятся в траву, и тут… «Вдруг где-то недалеко запела скрипка… Ей тихо вторил баян. Несмотря на усталость, бойцы потянулись на музыку — так приятно было вдруг услышать вальс „На сопках Манчжурии“». Музыкантов было двое — «совсем седой, плохо одетый старик и средних лет женщина, по-видимому его дочь». Женщина играла на скрипке — «скрипка под ее ловкими пальцами пела нежно и ласково». Зато у старика, игравшего на баяне, со звуком получалось не очень. Инструмент хрипел, голос у баяна был «странный, какой-то сдавленный». Сыграв бойцам «На сопках Манчжурии» и получив от них в награду хлеб, сухари и деньги, старик объяснил солдатам, что они с дочерью спасаются от немцев, пробираются в город К. к родственникам. Политрук Иванов, сопровождавший солдат, поинтересовался стариковским баяном: «А почему он у тебя на переборах срывается?» — и предложил баян починить: «Большой я в этом деле любитель». Старик баян починить не дал, упорный политрук стал настаивать, женщина встала между Ивановым и стариком, и наконец политрук сдался. Сошлись на том, что музыканты сыграют для бойцов что-нибудь напоследок и отправятся дальше. «Это можно, — добродушно ответил старик и вытер грязным платком сразу вспотевший почему-то лоб. — Машенька, сыграем „Железняка“». Когда они кончили играть, политрук подошел к старику и резко вырвал из его рук баян. «Из лопнувших мехов старой гармонии вывалился немецкий радиопередатчик».

Поняли, кем на самом деле были эти мнимые папаша и его дочка? Гитлеровскими шпионами, под видом музыкантов собирающими сведения о красноармейских резервах, вот кем.

Далее у Шейнина идет короткое резюме: «Беженцы, слепцы, гадалки, добродушные с виду старушки, даже подростки — нередко используются гитлеровцами для того, чтобы разведать наши военные секреты, выяснить расположение наших частей, направления, по которым продвигаются резервы. Одним из методов, наиболее излюбленных немцами, является засылка лазутчиков под видом раненых, бежавших из плена, пострадавших от оккупантов, вырвавшихся из окружения и т. п.».

Таких шпионских историй в книжке Шейнина несколько. Особо драматичен рассказ об Адаме Иваныче, клубном работнике, руководителе драмкружка в маленьком городке недалеко от границы. Этот одинокий старик из родственников не имел никого — «кроме внучки Тамуси, десятилетней девочки- пионерки, оставшейся сиротой после смерти дочери Адама Иваныча, погибшей от туберкулеза». Весь город восхищался любовью этого человека к сиротке-внучке. Но восхищение это длилось не вечно. Однажды, рассказывает нам Шейнин, Адам Иваныч вернулся домой с работы, когда девочка уже спала.

Вот вам и дедовская любовь к сиротке! Оказывается был этот Адам Иваныч никакой не Адам Иваныч, а матерый немецкий шпион, заброшенный в Россию еще в 1913 году и окопавшийся в маленьком городке с запасом ампул с ядовитыми веществами, которые в нужное время он должен был пустить в ход.

Но передавая фашистам сведения, «Адам Иваныч, сам того не замечая, стал вслух произносить все, что передавал. „Дедушка, что ты делаешь?“ — внезапно раздался взволнованный крик Тамуси. Адам Иваныч оцепенел. На пороге комнаты стояла внучка. Глаза ее были широко раскрыты от ужаса, она дрожала, как в приступе лихорадки. Она слышала все». Далее, после секундной заминки, «этот высокий худой старик, изогнувшись, прыгнул к ребенку, и цепкие пальцы сомкнулись вокруг горла девочки, рухнувшей под тяжестью его тела. Потом он медленно поднялся и вытер руки, испачканные детской слюной».

На этой жестокой сцене обрываю затянувшуюся цитату. Урок бдительности закончен. Спасибо, товарищ Шейнин.

Этот образ весельчака-поэта прочно вошел в культуру 70-х годов, когда впервые был прочитан по- русски «Заповедник гоблинов» Клиффорда Саймака. Понятно, это ничуть не значит, что, прочитав Саймака, люди моего поколения тут же бросились покупать Шекспира и читать взахлеб его сочинения. Тем более что не всё у Шекспира громкие веселые песенки и нескромные простонародные шутки. Хотя и этого, конечно, хватает. Люди поколения постарше воспринимали Шекспира в основном через актера Иннокентия Смоктуновского, сыгравшего в кинофильме Гамлета. И еще — через народного любимца Владимира Высоцкого, Гамлета которого хоть и не любому отечественному зрителю посчастливилось наблюдать на сцене, но знали про которого все. У Высоцкого был Гамлет с гитарой, положивший на простые аккорды философские стихи Пастернака.

Все это свидетельствует о том, что Шекспир современен любой эпохе, любое поколение читателей воспринимает его как своего парня, вроде барда Высоцкого или странного, пусть с тараканами в голове, но все же милого и любимого Смоктуновского.

На Западе Шекспир свой, мы западного Шекспира не знаем. То есть знаем по отдельным кинокартинам, но они проходят как-то бесследно и не очень-то западают в душу.

У нас одних только шекспировских переводчиков наберется несколько сотен. Как всякий уважающий себя человек сцены мечтает сыграть роль Гамлета, так и всякий уважающий себя переводчик желает перевести Шекспира.

Так писал в свое время Иван Тургенев по поводу переводов английского классика, выполненного Николаем Кетчером, врачом по профессии и другом Белинского и Герцена.

На русский Шекспира перепирали, наверное, все врачи, писатели и поэты, владевшие хоть малость английским. А не владевшие переводили с подстрочника.

Лучшее издание последнего полувека — это восьмитомник 1957 года, выпущенный «Искусством», который вобрал в себя лучшие переводы классика, проверенные временем и читателями. Жаль, в нем только нет Пастернака. В те годы Борис Леонидович был опальным поэтом, нобелиатом, что приравнивалось к измене родины.